Анна-Ванна и другие - Надежда Нелидова

Вы думаете, мне позволили живописать мои страдания в рекламном материале? Объяснили: «Всё зависит от индивидуальной переносимости: кто-то плачет при одном слове «лук», кто-то его тазик начистит – и ничего. Вы относитесь к первым». Единственно, я выторговала уступку на уточнение: «Два дня мои глаза боялись солнечного света, и мешало лёгкое (!!) ощущение соринки».

С тех пор прошло много лет. Надеюсь, сегодня пациенты не сталкиваются с подобной проблемой.

Ещё нарисовался заманчивый проект: бизнесмен построил на берегу речки базу отдыха. Гостиница – теремок из оцилиндрованного бруса с верандой, банька, купальня, лодки для ловли рыбы.

И как-то упустили из виду, что в непосредственной близости располагаются две гигантские птицефабрики и посёлок с давно вышедшими из строя канализационными очистными. Не учли и розу ветров: 300 дней в году ароматы отходов густо накрывали близлежащие территории, в том числе базу отдыха.

Приходилось ли вам бывать в деревенском сортире? Ну да, том самом: где стараешься не дышать, откуда выскакиваешь с вытаращенными глазами? От чьего запаха режет в носу и куда слетаются со всей округи большие зелёные мухи?

А теперь представьте уборную, куда ходит не одна человеческая семья, а тысячи? Добавьте к этому помётохранилище с отходами жизнедеятельности десятков тысяч кур – и вы получите фабричные очистные. Разница в том, что в деревенской уборной запах прихлопывается дверями. Здесь же невыносимая вонь разносилась километров на пять, а при хорошем ветре – на все 10 километров. Народ, как водится, матюкался, покряхтывал да терпел – он у нас и не такое терпит.

По слухам, на модернизацию очистных было отпущено то ли 45, то ли 450 миллионов рублей – не суть важно. После шоковых сердюковских миллиардов страна менее чем семизначные числа на слух не воспринимает.

Вот в таком милом уголке был построен из беленького душистого дерева гостиничный комплекс, что твоя игрушка.

Сам бизнесмен в этих местах не появлялся, доверив строительство управляющему. Управляющий, когда усёк промах, помалкивал, справедливо опасаясь хозяйского гнева и полагаясь на русское «авось».

Строителям тем более было по барабану. Да и вряд ли они замечали посторонние запахи сквозь щекочущий ноздри, дразнящий, упоительный аромат 95-процентного дешёвого аптечного спирта. Флакончики из-под него густо усеивали место вокруг стройки.

Долго сказка сказывается, быстро дело делается. Бизнесмен нашёл для рекламы своей гостиницы частную газетку, газетка нашла меня. Я расписала гостиничный комплекс, что твоя игрушка – как это нередко бывает, не отходя от письменного стола.

Все были довольны: я получала наличные, газетное начальство – возможность несколько раз безвозмездно отдохнуть в райском уголке, бизнесмен – бесплатную рекламу и наплыв отдыхающих.

Пришёл знаменательный день. Чем ближе к райскому уголку подъезжали автомобили с гостями, тем подозрительнее гости крутили носами. Роза ветров в эти дни расположилась аккурат таким образом, что добраться от машин до гостевого домика можно было только короткими перебежками, прикрывая ладошкой рот и нос, подавляя рвотные позывы… Говорят, велюрово-кожаные салоны машин потом сутки не могли проветрить.

Ну, что дальше… Дальше осталось подсчитывать убытки: управляющему – медицинские счета на лечение от нанесённых физических травм. Мне – не выплаченный гонорар. Газете – потраченные напрасно рекламные площади. Хуже всего пришлось бизнесмену: несмотря на всю его крутизну, спорить с гигантами птицеводческой отрасли и их сверхприбылями ему было слабо.

После чего я завязала с рекламой – навсегда.

Из дневника.

«Девочки на работе говорят:

– Анна Ивановна, вы влюбились!

Я ужасаюсь:

– Не выдумывайте, мне на пенсию скоро!

– Анна Ивановна, влюбленную женщину по глазам видно. В них поселяется по солнышку.

Неужели любовь – это тревога, когда его нет рядом? Ежечасные коротенькие телефонные переклички с одного конца города на другой:

– Как ты там?

– А ты?

Вечером в прихожей прижимаюсь к Ивану всем телом, руками, губами. Он бормочет:

– Аннушка, дождь на улице, ты в халатике… Простудишься.

После ужина у телевизора на диване свёртываюсь в комочек. Голову укладываю на его колени, чтобы ничто не мешало смотреть в его голубоватое от экранного свечения лицо, поблескивающее стеклышками очков. Знаю одно: умру в ту же минуту, если с Иваном что-нибудь случится.

Все пропало. Женя лежала в темноте с широко открытыми глазами. Светящиеся изумрудные стрелки на стенных часах издевательски показывали три часа ночи. Она не спала четвёртую ночь – с того дня, как получила от брата Ивана по почте приглашение на свадьбу. Два жирных голубка держали в клювах золотое обручальное кольцо в виде сердечка. В сердечке:

«Извещаем, что День бракосочетания состоится…»

Жене особо и справки не понадобилось наводить: у пожилой невесты по имени Анна не то, что квартиры, даже нормальной комнаты не было. Жила в бывшей коммунальной ванной. Хищница по имени Анна-Ванна.

Разумеется, приглашение было скомкано и раздавлено Жениным каблуком. Затем вторично развернуто, разорвано на мелкие кусочки и оплёвано. Сейчас оно лежало в мусорном ведре, погребённое под бытовыми отходами – там ему самое место.

– Все пропало, – громко сказала Женя.

Муж зашевелился, просыпаясь. Полежал, проникаясь Жениным состоянием. Нашарил в тумбочке пачку сигарет. Бросил раздражённо:

– Не ори, детей разбудишь.

Встал, привычно, ловко в тесной темноте огибая раскладушки и ширмы. У балконной двери попросил тоскливо:

– Хватит об этом. Психушкой ведь кончишь.

Все про-па-ло.

Из дневника.

«Какая жалость, что мы переехали в элитные хоромы Ивана. В моей ванной комнатке два на три метра мы даже физически не разлучались, постоянно нечаянно касаясь, задевая друг друга. Впервые зайдя ко мне, Иван изумился:

– Ты здесь живешь?! Без окна, без света, ног не вытянуть…

А зачем мне, одной, больше? Узкая софа, вязаный половичок на кафеле, столик складной, как в поезде.

Крошечное, уютное гнездышко, свитое в бывшей ванной в конце коридора коммунальной квартиры. А мир умещается в этих книгах на узких полочках и в подвесном миниатюрном телевизоре – разве этого мало? Иногда человек нуждается именно в таком узком крохотном убежище-норке среди шумного огромного, слишком огромного мира.

Все моё имущество уместилось в бауле на колёсиках, принадлежащем соседке, челоночихе Тоне. Теперь она будет складировать в моей ванной своё польско-китайское барахло. И на здоровье.

Все пропало. Последние месяцы, дни, часы Женина семья жила только этой надеждой. Что дочка Надюшка с семьей переедет к дяде. Все давно обговорено. Брат Иван – такой милый. Самоотверженно ухаживал за мамой. Сам после её смерти предложил перевезти к себе Надюшку с малышами – он их обожает.