Эфирный оборотень - Алексей Живой

Всю следующую неделю Манфред фон Рихтгофен провел в небе, яростно гоняясь за английскими и французскими истребителями, не вылезая из-за штурвала самолета, для того чтобы проверить его летные характеристики в бою. Как оказалось, триплан вел себя в бою действительно неплохо. Машина оказалась на редкость маневренной, что позволяло немецкому асу без страха ввязываться в схватку с тремя или четырьмя истребителями противника и выходить из нее победителем. Он запросто мог рассеять своей стремительной атакой аэропланы противника, не успевавшие уследить за головокружительными пируэтами его трехкрылой машины. Уверившись в удачной конструкции и вооружении новой машины, Рихтгофен подумал о том, что должным образом обученная эскадрилья летчиков-истребителей, оснащенная такими маневренными машинами, сможет представлять из себя самую грозную боевую единицу в небе западного фронта. С этим он обратился к полковнику Шварцкопфу, командовавшему истребительным соединением Пенемюнде. Полковник счел идею здравой и разрешил Рихтгофену сформировать собственную эскадрилью, которая будет летать только на трипланах завода «Фоккер». Вторая идея барона заключалась в том, чтобы покрасить все самолеты в красный цвет, выделив тем самым эскадрилью в особое элитное подразделение. Так и было сделано. Спустя две недели на аэродроме Пенемюнде, приведенном в порядок после ночного налета французов, выстроилось два десятка ярко-красных трипланов, блестевших на солнце новенькой краской. Рядом с ними стояли отобранные из всего состава полка и обученные лично Рихтгофеном летчики-истребители, которым была уготована честь стать подопечными лучшего аса. Манфред отдал приказ, летчики заняли свои места за штурвалами, и в небо стартовала целая эскадрилья ярко-красных истребителей. В первом же воздушном бою немцы столкнулись с французской эскадрильей и показали на что способны новые самолеты. Ведущим эскадрильи был сам Манфред. Едва вынырнув из облаков над Страсбургом, Манфред заметил идущую встречным курсом эскадрилью самолетов. Кроме них самих немцев в этом районе сегодня не могло быть, поэтому «Красный барон» принял решение атаковать неизвестные самолеты, которые могли принадлежать только врагам Германии. Его подопечные уже были неплохими летчиками, на счету которых было по несколько сбитых аэропланов противника, но, по замыслу Манфреда, им предстояло сейчас пройти второе боевое крещение в составе нового формирования, чтобы проникнуться его общим духом. Сознание команды давало летчикам силы, о которых единичный участник воздушного боя и не догадывался. В пылу боя рождался некий коллективный дух, который помогал побеждать. Именно на него и выучку пилотов и рассчитывал Манфред. Подойдя на минимальное расстояние, Рихтгофен первым начал бой, наметив себе самолет противника. Эскадрилья действительно оказалась французской, но удирать она явно не собиралась, поскольку насчитывала, как успел заметить Манфред, едва ли не больше самолетов, чем немецкая. Завязалась жаркая схватка. Застучали пулеметы. Французы решили контратаковать и клином ринулись в самый центр немецкой эскадрильи, которая моментально рассеялась на отдельные самолеты – маневренность давала хорошие козыри в ближнем бою. Трипланы чертили небо во всех направлениях, словно майские жуки, абсолютно сбив с толку французов. После ожесточенного боя, в результате которого три «Фармана» были сбиты летчиками Рихтгофена, французы ретировались, а немцы продолжили свой рейд по вражеским тылам. В этот день ими была обстрелян крупный железнодорожный узел, на котором теснились эшелоны со свежими пехотными частями, только что прибывшими для смены находящихся на фронте, и сильно потрепан склад боеприпасов неподалеку от городка Тионвилль. Вернувшееся подразделение Рихтгофена встретил на аэродроме сам полковник Шварцкопф и поздравил с победой. После воздушного боя, в котором немецкие летчики под командой Манфреда фон Рихтгофена применили новую тактику, среди французов и англичан распространилась весть о новом смертоносном немецком соединении, которое союзники за необыкновенную маневренность окрестили «Цирком Рихтгофена». За три следующие недели «Цирк Рихтгофена» сумел сбить в воздушных боях в небе над Францией более десятка самолетов противника, чем вызвал лютую ненависть командований Франции и Англии. На русском фронте «Цирк Рихтгофена» появлялся очень редко, поскольку у русских практически не было самолетов и Манфред часами бороздил небо над позициями противника совершенно безнаказанно и скорее ради развлечения.

За боевые успехи полковник Шварцкопф представил Манфреда к награде и дал ему недельный отпуск. Манфред, взяв с собой Ангелику, не преминул укатить на побережье неподалеку от Ростока, где они проводили время, купаясь теплых в эту пору водах Балтийского моря и катаясь на водных лыжах. Естественно, прибыли они сюда тоже на самолете. Манфред арендовал двухместный «Альбатрос», собрата его «Красного малыша», и за несколько часов перенес свою любимую женщину из прифронтовой полосы в совершенно тихие курортные места. Жили они в санатории, по утрам пили кофе из маленьких белых чашечек, загорали, и вообще наслаждались жизнью как могли. Временами Манфреду казалось, что и войны-то никакой нет, что после отдыха на побережье он привезет Ангелику в свое родное поместье в Южной Баварии, познакомит с родителями и братом Лотаром, которые будут очень за него счастливы. Но, замечтавшись, приходилось все время возвращаться обратно. Отпуск таял, дни проходили очень быстро. Однажды до обитателей санатория дошла весть о ночном нападении русского крейсера на соседний городок Страсланд, в котором находился гарнизон и база по ремонту подводных лодок. Война напомнила о себе, а в такое время Манфред мог быть только на фронте. Они снова сели в «Альбатрос» и перенеслись в Пенемюнде.

Мотор «Красного малыша» натужно ревел. Манфред фон Рихтгофен, впервые за последний месяц отправившийся в одиночный рейд, уже двадцать минут пытался уйти от наседавших на него англичан. Жак Вильнев не обманул – английское командование действительно снарядило целую эскадрилью первоклассных летчиков для его уничтожения. И вот, после двух недель поисков, исчертившие небо во всех направлениях, англичане все же наткнулись на возвращавшегося на базу Рихтгофена. Его попытались захватить в клещи и насильно посадить на французский аэродром, но немецкий ас вырвался, хотя и изрядно пострадал. Левый ряд крыльев его триплана был изрешечен и походил на старый дуршлаг. Патроны к пулемету были уже на исходе. Спасти Манфреда могло только чудо. Он никогда раньше не придавал значения смерти, не боялся ее, и в свои двадцать пять лет Манфред не видел для нее ни одного стоящего повода. Прямо по курсу висел, вытянувшись по линии горизонта, грозовой фронт. Туда Рихтгофен и направил свой издыхающий триплан. Влетев в грозу, Манфред подумал, что попал в преисподнюю. Его самолет начало трясти и кидать вверх и вниз, шатать из стороны в сторону. В кромешной тьме грохотали грозовые раскаты и сверкали белесые вспышки молний. Спустя пять минут такого полета Рихтгофен вдруг выскочил в пространство абсолютной тишины. Нет, облака вокруг не исчезли и дождь не перестал лить, но все это происходило как-то непонятно, без единого звука. Осмотревшись, он увидел немного в стороне две висевшие неподвижно в воздухе металлические фигуры, поражавшие своим размерами. Это было нечто похожее на аэропланы, но гораздо более уродливого вида. Один напоминал остроклювую хищную птицу, застывшую за секунду до того, как она схватила когтями добычу. А другой имел более массивные очертания и очень длинные крылья, под которыми Рихтгофен разглядел что-то похожее на гигантские авиабомбы, и еще какие-то неизвестные ему заостренные цилиндры. Сам летчик ничего не понимая смотрел по сторонам и молился, словно попал в ад, а пропеллер его триплана, бешено вращавшийся секундой раньше, теперь словно застыл без движения. И вдруг тишина закончилась – звук словно взорвался в его голове тысячами оттенков, заставив на время обхватить голову руками. Триплан вылетел из грозы и вошел в штопор. Рихтгофен еле успел вывести машину из штопора над самой землей. И в этот момент застучала пулеметная очередь. Словно укусы пчелиного роя, жала пуль возились в тело пилота. Триплан клюнул носом и снова вошел в штопор из которого уже не было выхода.