Мост через реку Сан. Холокост: пропущенная страница - Лев Семёнович Симкин

кто же за меня ходатайствовал? Не Казанский же речной порт!» И услышав в ответ слова «большой ученый человек», догадался, что то был академик Королев. Иван Пархоменко, сын легендарного начдива Красной армии времен Гражданской войны, служивший в Военно-воздушной академии, был, конечно, человеком осведомленным. И тем не менее проверить эту версию не представляется возможным.

По словам Девятаева, он впервые увидел будущего Главного конструктора в сентябре 1945 года. Тогда Девятаева вновь привезли на остров Узедом, на этот раз из советского фильтрационного лагеря, и попросили показать некоему полковнику Сергееву объекты на территории Пенемюнде. А второй раз – уже после присвоения ему звания Героя – он, приглашенный в Звездный городок выступить перед космонавтами, узнал в лицо присутствовавшего на встрече академика.

Эта красивая история повторяется в Сети на все лады. Есть даже фотография, будто бы запечатлевшая эту поездку, на ней в левом углу в профиль якобы запечатлен Михаил Девятаев, мирно стоящий среди офицеров привезенный под конвоем заключенный. Но его встреча в сентябре 1945 года с Королевым все же состоялась, об этом тот в 1947 году рассказывал дочери Наталье, о чем она упоминает в своих воспоминаниях.

Правда, как пишут биографы Королева, псевдоним Сергеев появился лишь в 50-е годы (первое публичное упоминание имени Главного конструктора, как он при жизни именовался в прессе, – это некролог, опубликованный 16 января 1966 года). И в 1945 году он был не полковником, а подполковником, да и тем стал незадолго до того.

Летом 1944 года Королева досрочно освободили из заключения – казанской шарашки, где он после лагерей Колымы пребывал «за принадлежность к троцкистской вредительской организации», а год спустя, в августе 45-го, направили в Германию для изучения немецкой трофейной ракетной техники. В составе группы инженеров, ставших вскоре главными конструкторами в различных отраслях «оборонки». Перед этим его вызвали в военкомат и объяснили, что он призван в ряды Вооруженных сил и ему присвоено воинское звание – подполковник.

Там его уже ждал Борис Черток, в будущем один из ближайших сотрудников С. П. Королева. «Я был одним из первых, кто вылетел в Германию для изучения немецкой авиационной и ракетной техники, – вспоминал Черток. – 23 апреля 1945 года меня произвели из рядовых сразу в майоры». «Профсоюзный майор» – это обидное прозвище бытовало в ту пору среди кадровых офицеров применительно к носителям погон из научной сферы.

Натурально, без внимания советских ракетчиков не мог остаться остров Узедом, занятый 5 мая 1945 года войсками 2-го Белорусского фронта. «Все оборудование до последнего прибора и даже станки на большом заводе, здание которого почти не пострадало, было демонтировано, вывезено, а то, что не успели эвакуировать перед появлением войск маршала Рокоссовского, зондеркомандами СС приведено в негодность», – писал Черток. И тем не менее то, что он и другие сотрудники Королева увидели, могло поразить их воображение. Стенд для «Фау-2» на испытательном полигоне был 30-метровой высоты. В опубликованной недавно Роскосмосом рассекреченной записке наркома авиационной промышленности СССР Алексея Шахурина от 8 июня 1945 года сообщалось, что институт в Пенемюнде располагался на территории площадью около 80 квадратных километров в более чем 150 зданиях.

«…В 1941 году Гитлер поставил перед фон Брауном совершенно секретную национальную задачу создания баллистической ракеты «Фау-2» – секретного «оружия возмездия» для массового уничтожения англичан, – пишет Черток. – В 1961 году президент Кеннеди открыто перед всем миром доверил тому же фон Брауну общенациональную задачу создания самой мощной в мире ракеты-носителя для пилотируемого полета на Луну».

В испытательных вертикальных пусках летом 1944 года эта ракета впервые достигла границы космоса, а четверть века спустя, в 1969 году, похожая на нее – совершила первый в мире суборбитальный космический полет. Кстати, на хвостовом отсеке первой успешно стартовавшей ракеты «Фау-2» было изображение обнаженной женщины, сидящей на Луне (аллюзия на немецкий фильм «Женщина на Луне»). Так что дожившие до 1992 года старые пенемюндовцы решили отметить 3 октября 50-летие первого удачного пуска как начала космической эры.

На стартовой площадке в тот день установили огромный валун с бронзовой надписью: «3 октября 1942 г. этот камень упал с моего сердца. Вернер фон Браун». Его больше нет (мне довелось побывать на острове Узедом), зато есть памятный знак с именами десяти советских военнопленных, участников знаменитого перелета. Рядом – копия первой ракеты «Фау-2», а в бывшей полигонной электростанции – музей. Правда, здание, предназначенного для конвейерной сборки баллистических ракет, не сохранилось. В его подвале содержались заключенные концлагеря Карлсхаген (одного из двух с тем же названием, Кривоногов был в другом, обслуживающем аэропорт). При этом Вернер фон Браун, оказавшись после войны в Соединенных Штатах, как и другие ведущие немецкие ракетчики, на допросах отрицал свою причастность к преступной деятельности нацистов в концлагерях.

…С одной стороны, особой необходимости вызывать Девятаева не было, вряд ли он мог дать ему сколько-нибудь значимую информацию. Но, с другой стороны, он видел все сверху. Возможно, Королев и искал узлы и детали ракет «Фау-2», практически копия которой – «Р-1» – вскоре появилась у нас.

На основе этого рассказа возникла версия о том, что Михаил Девятаев получил Звезду Героя не за дерзкий побег, а за вклад в советское ракетостроение. Между тем на сайте «Память народа» висит Указ Президиума Верховного Совета СССР, согласно которому он награжден «за проявленные мужество, отвагу и героизм в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками». Сын героя Александр Девятаев, вместе с мордовскими архивистами изучавший все документы, к нему относившиеся, уверяет, что они «нигде не обнаружили документов, которые проливали бы свет на историю его награждения. Это говорит о том, что данные по сей день засекречены».

Но несмотря на отсутствие сведений о том, кто конкретно ходатайствовал о награждении летчика званием Героя, я бы предположил, что представление было внесено, как это практиковалось в те годы, Советским комитетом ветеранов войны. Эта организация появилась только в 1956 году, а не сразу после войны, как можно было бы подумать, когда число фронтовиков в стране было больше 20 миллионов. И основная его задача заключалась не в борьбе за их права, как в капиталистических странах (в СССР, мол, такой проблемы не существовало), а в пропаганде и продвижении наград.

Награждать за войну перестали спустя три года после Победы. Тогда же, в 1948 году, все льготы ветеранам были отменены, за исключением пособий по инвалидности, День Победы вновь стал рабочим днем. До конца пятидесятых даже слова такого не было в обиходе – «ветеран», во всяком случае, к участникам Великой Отечественной войны оно считалось неприменимым. Как пишет немецкий историк Марк Эдель, «воина-победителя, привыкшего смотреть смерти в лицо, поднимаясь в атаку, предстояло вернуть к рутине мирной жизни, в которой ему была уготована роль слесаря 2-го разряда, в которой от личного мужества уже ничего не зависело и предстояло выполнять распоряжения людей, с которыми он никогда бы не