Дракон (не) для принцессы - Татьяна Рябинина

Яна лихорадочно пыталась собрать мысли, но они разбегались, растекались, метались, как белки по клетке. Может ли это быть правдой? Или просто нелепые сказки, выдумки горстки сумасшедших? Но куда тогда деваются нэрвени, прожившие двадцать тысяч лет?

— Скажите, эйр Таннум, — наконец ей удалось ухватить за хвост хотя бы одну из мятущихся мыслей, — почему никто не обращает внимания на то, что нэрвени исчезают? Неужели никому ни до кого настолько нет дела?

— Возможно, некое внутренне чувство заставляет тех, кому уже пора, в лунные сутки искать уединения. Так, чтобы никто не заметил их исчезновения. Нэрвени вольны…

— В своих действиях, я знаю, — перебила Яна. — Они уходят куда-то, растворяются в воздухе, и никто не замечает. Как все это печально.

— Вот поэтому я и говорю, королева, что в вас больше от вено, чем от нэро. Для нэри в этом не было ничего странного. И сейчас для многих нэрвени тоже.

— А может, они уходят, умирают, а исчезают их мертвые тела?

— Нет, королева. В эти лунные сутки пришел срок верховному жрецу эйру Сольту, чье место я занял. Он исчез на моих глазах. Не умер.

— Я о стольком хотела вас спросить, но сейчас ничего не могу сообразить. Мне нужно подумать обо всем. Да, скажите вот что. Почему никто не помнит, что было до королевы Арны?

— До королевы Арны было много других королев. И разных событий. Но память нэрвени устроена так, что прячет давнее и не особо нужное в самые дальние закоулки, откуда его трудно извлечь. Когда вам исполнится двадцать тысяч лет, вы, возможно, будете помнить имя своей матери, но имя бабушки, которую никогда не видели, — вряд ли.

— Хоть бы свое имя не забыть, — горько усмехнулась Яна. — Благодарю вас, эйр Таннум. Значит, я должна все это держать в тайне?

— Когда вы обдумаете все спокойно, поймете, что подобные знания никому не принесут пользы. Не изменят, не сделают лучше. Только дадут ничем не подкрепленную надежду, которая породит новые сомнения. Вы королева, вы хотели знать — и вы узнали.

И моя жизнь уже не будет прежней, подумала Яна. А вслух спросила:

— Но принцу я могу рассказать?

— Конечно. Ведь вы супруги, а значит, одно целое. Даже если… — жрец опустил глаза, — не в полноте.

Не в полноте! Как изящно он заменил «если вы не спите друг с другом».

Когда Яна вошла во дворец, колокол созывал придворных к полднику.

— Я не буду есть, — сказала она Айте.

— Вам что-нибудь принести?

— Нет.

— Принц спрашивал о вас, — Айта посмотрела на нее обеспокоенно.

— Скажи, что я плохо себя чувствую и буду спать.

— Андраэль?

— Со мной все в порядке, — процедила Яна сквозь зубы. — Только не трогайте меня сейчас. Никто!

Если все это правда, я буду скучать по крыльям, подумала Яна, вытаскивая через дырочку в подушке пушистое перышко. Значит, надо налетаться за двадцать тысяч лет так, чтобы вместо сожаления остались лишь приятные воспоминания.

Если все это правда… Вот в чем загвоздка.

Когда они с Леро размышляли, как связана смерть нэрвени с айдис, тоже все время оговаривались: если это правда, а не их разгулявшееся воображение. Взвешивая все за и против, Яна понимала, что жрец прав: это знание — чуть более расширенный вариант обычной веры в загробную жизнь.

Она вспомнила слова Гиора, сказанные им в первый день их знакомства: «Мы верим, что есть другая жизнь, но не знаем наверняка. А что, если ее нет? Чем дольше живешь, тем страшнее уходить туда, где, может быть, нет ничего». Рассказать всем о мире Покоя — добавить надежды. И одновременно страха. Что с того, что никто не видел мертвых тел старых нэрвени? Может, настоящая, естественная смерть и есть исчезновение, растворение в воздухе, а при преждевременной телам нужно время, чтобы подготовиться к этому процессу?

Ей не давала покоя какая-то смутная мысль, похожая на силуэт в густом тумане. Что-то очень важное — оно лежало на поверхности, но никак не давалось. Может, стоило обсудить это с Леро? Уже не раз так было: то, что было никак не сформулировать, легко облекалось в слова, когда они начинали думать вдвоем. Но что-то ее останавливало.

Яна встала с кровати, походила по комнате, посмотрела в окно и вдруг с удивлением поняла, что вообще не хочет рассказывать Леро о том, что узнала от жреца. А вот почему — как раз понять не может.

Она вспомнила, как принц поцеловал ее, и по спине пробежала легкая дрожь.

Вот только не хватало теперь чувств к собственному мужу! Это было бы еще похлеще, чем с Гиором! Одно дело страдать по тому, кто не просто недоступен, но и далеко, и совсем другое — по тому, кто постоянно рядом. И спит, кстати, за стеной. По тому, к кому испытываешь не только желание, но и — узнав его лучше! — искреннюю симпатию и уважение.

«А ведь я так ненавидела его. Только назло Гиору вышла за него замуж. А теперь… Как старуха, которая копалась в корзине гнилых яблок и случайно вытащила крепкое, спелое. И оказалось, что оно ей не по зубам».

Яночка, а ты не думала, что так настырно цепляешься за чувства к Гиору только для того, чтобы не позволить себе другие, новые? Гиор для тебя как доспехи, под которыми ты прячешься от любви к Леро. Вот только не хочешь замечать, что их давно уже пробило. Может быть, даже в тот самый момент, когда рыдала, голая и пьяная, сидя на его кровати, а он обнимал тебя за плечи, утешая.

Ты заткнула эту дыру туалетной бумагой и притворяешься, что Леро для тебя всего лишь друг. И брат. А сама каждый вечер ждешь вашей обычной прогулки, чтобы побыть с ним наедине, вдали от любопытных глаз и ушей. Притворяешься, что не думаешь о том, что могло бы быть, если… Что не вспоминаешь, как он держал тебя в объятьях — когда вы оба были обнажены и он явно хотел тебя. Обманываешь себя, что твое желание — это лишь обычное, ничего не значащее волнение женщины при виде привлекательного мужчины.

Потому что признайся ты себе в том, что вот уже скоро год любишь вовсе не Гиора, — и это будет катастрофа. Хотя теперь… какая разница, Яна, считай, что ты это признала. Катастрофа и есть! Потому что до вчерашнего вечера еще можно было делать хорошую мину при плохой игре, но теперь… джин вырвался из бутылки, и запихнуть его обратно вряд ли получится. Вряд ли с его стороны это был случайный порыв. И теперь вопрос лишь в том, как долго мы сможем держать себя в руках.

Яна вспомнила скалу над морем, выступающие из зеленых волн камни далеко внизу.

Дурочка, воображала себе какие-то леденящие тайны, а на самом деле все было просто. Все было так, как и говорили. Отец погиб, по нелепой случайности. Хотел испытать безумное чувство опасности, от которого кровь вскипает, как шампанское, но не рассчитал. А мать не захотела ждать встречи в мире Покоя через много тысяч лет. Ведь она была королевой и наверняка знала обо всем. Возможно, тоже была по духу ближе к вено, и любовь для нее не сводилась к одному лишь желанию.