Последняя капля терпения - Кирилл Казанцев

– Идем.

Андрей сбежал с крыльца, выглянул за кусты и деревья. Возле микроавтобуса наблюдался лишь водитель. Он сидел за металлическим столиком для игры в домино и читал книжку.

– Только не надо спешить, Ахмед Ходжа. Идем спокойно, со спины нас не должны узнать. К тому же никто не ждет нашего появления с этой стороны.

Так и сделали. Уже оказавшись в машине, Ларин произнес:

– А вы держитесь молодцом. Обычно люди в вашем положении нервничают. Даже специально тренированные мужики.

Масудов пожал плечами, мол, ничего необычного – я такой, как есть, мне и не такое приходилось пережить.

Средней потрепанности «Пежо» неторопливо выкатился со двора. Топливная стрелка показывала, что бак заполнен по самую горловину. В зеркальце еще раз промелькнул и исчез микроавтобус с тонированными стеклами.

– Пока нам везет, чтобы не сглазить, – усмехнулся Андрей. – Ну, а теперь я ваш таксист, показывайте дорогу. Потому что, честно признаюсь – во всяком случае, сегодня, – это единственное, чем я могу вам помочь. У вас же есть надежные люди в Москве, те, кто сможет устроить вам надежную встречу?

Ларин притормозил перед самым выездом на улицу, пропуская несущиеся по ней машины. Руку держал на переключателе поворотов.

– Ну, так что? Налево или направо?

– Есть такой человек, – неохотно признался Ахмед Ходжа. – Он совсем из другого мира, но его хозяин, если захочет, сумеет мне помочь. Мне там кое-что должны. А вот налево или направо ехать, я не знаю. Я только знаю, где его искать. Едем к «Мосфильму».

– Значит, налево, – Ларин включил поворотник и выехал на дорогу, влившись в поток машин.

На этот раз он даже не обратил внимания, как серебристый «Мерседес» отъехал от бордюра и пристроился следом. Через несколько кварталов его сменила другая машина, затем третья, затем вновь появился прежний «Мерседес». Но только он шел очень грамотно, впереди Андрея. Потерять подопечного не боялся. В распоряжении «топтунов» были рации, четыре машины, так что слежку они установили по всем правилам. И даже самый подготовленный профессионал, к каким по справедливости мог отнести себя и Ларин, не заметил бы их ненавязчивого присутствия.

– «Мосфильм» большой. С какой стороны заезжать? – спросил Андрей.

– С улицы Косыгина, – отозвался старик, глядя на проплывавшую мимо машины высокую каменную стену, украшенную поверху лепниной сталинских времен.

Он явно припоминал что-то связанное с этими местами, и воспоминания были не слишком приятными. Масудов то и дело прикасался пальцем к рассеченной губе. Ларин удивлялся своему спутнику. В какие-то моменты старик мог показаться неотесанным горцем, а теперь вновь выглядел человеком, искушенным в политике: умным, расчетливым.

Каменная стена казалась бесконечной. Что творится за ней, с дороги было не разглядеть. Иногда над каменными вазами и бетонными «Рогами изобилия» возвышались киношные декорации, абсолютно неуместные в здешнем московском контексте. Проплыл шпиль готического собора, затем мелькнул портик античного храма. И все это было не настоящим, а сооруженным из досок и крашеной фанеры. Пристойно, как настоящие, выглядели лишь фасады, обращенные внутрь территории.

– А теперь налево. Это здесь.

Машина свернула в боковую улицу. Здесь по московским меркам было вообще безлюдно. С одной стороны проезжей части росли старые райские яблони, причем стенд возле них извещал, что посажены они самим Мичуриным. За ними пролегал глубокий овраг с извилистой речушкой. А с другой стороны шла все та же каменная ограда с лепниной поверху.

– Приехали. Машину оставь на улице, – произнес Масудов, указывая на ничем не примечательную дверь в высокой отштукатуренной ограде киностудийной территории.

Рядом с дверью полыхала полированной латунью, а то и позолотой, вывеска. Как-то не вязались в голове у Ларина самая большая в России киностудия, скромного вида дверь в бесконечной ограде, официальная вывеска и визит старика к президенту Российской Федерации. Но поскольку вариантов у самого Андрея не было, то приходилось полагаться на Масудова.

«Сегодня мне уже казалось полным абсурдом поведение Маши, однако и ему нашлось рациональное объяснение. Во всяком случае, мы сейчас здесь, а не в лапах у молодчиков президентского порученца Хусейнова». Ларин решил ничему не удивляться и делать вид, будто понимает, что происходит.

Вывеска блестела так, что даже вблизи сложно было прочитать все то, что на ней было написано. К тому же только часть текста была исполнена по-русски. Две трети занимали арабская вязь и мелко исполненная, а потому нечитабельная, надпись по-английски. Андрей только и успел разглядеть: «Официальный представитель наследного принца...» Далее шло совсем уж неудобоваримое для русского человека название какого-то эмирата в Саудовской Аравии. Масудов уже вдавил кнопку переговорного устройства. Динамик ожил, визитеров о чем-то спросили. Отвечал Ахмед Ходжа по-арабски – раздраженно и требовательно.

«Черт знает что такое, – пробурчал сам себе Ларин, – и во что я только ввязался? Были уже имам, исламские террористы, а теперь вот и наследный арабский принц появился».

Спор через переговорное устройство продолжался. Вероятно, все же авторитет Ахмеда Ходжи имел способность открывать даже сложные запоры. Дверь отворилась. За ней стоял щуплый мужичок с елейной восточной улыбкой и маслянисто-блестящими бегающими глазками. Он что-то произнес, указав взглядом на Андрея. Скорее всего, в предварительном разговоре через переговорное устройство речь ни о каком русском не шла, и в резиденцию официального представителя наследного аравийского принца полагалось пустить только мусульманина. Но Ларину пришлось удивиться настойчивости старика. Тот буквально отодвинул в сторону слугу и, оборвав все возражения взмахом руки, пошел вперед. Андрей держался рядом.

То, что предстало его глазам, по идее, никак не могло находиться в центре Москвы. К высокой ограде «Мосфильма» изнутри был пристроен квадрат еще одной ограды – чуть пониже, но зато хорошо защищенный поверху спиралью колючей проволоки. И вот в этом выгороженном дворике площадью не больше стандартного дачного участка советских времен разместился небольшой особняк в мавританском стиле, украшенный не только восточными изразцами, но и зеркальными стеклами, и тарелками спутниковой связи. Но самое впечатляющее находилось на лужайке. Тут в кадках росли живые пальмы и фикусы, вдоль ограды торчали исполинские кактусы. А перед мраморным журчащим фонтаном раскинулся бедуинский шатер. Один из пологов был поднят на простых деревянных стойках, изнутри доносилась негромкая восточная музыка и многоголосый женский смех. В глубине шатра что-то таинственно поблескивало золотом и серебром, мелькнуло обнаженное девичье бедро.

Масудов не собирался останавливаться. Он прямо по коротко стриженной траве прошагал в шатер. Вошел и Ларин. На коврах среди шелковых, шитых золотыми шнурами подушек восседал, сложив под себя по-турецки ноги, грузный, еще совсем не старый мужчина в белых одеждах. Именно такими на карикатурах и в кинокомедиях обычно изображают арабских шейхов: голова прикрыта белым платком, поверх надет черный обруч. Возле мужчины нежились полуобнаженные красавицы чисто славянской внешности. Андрей успел насчитать их пять штук. В такой обстановке не возникало сомнений, что этот тучный араб в золотых очках и с аккуратно подстриженной бородкой и есть официальный представитель наследного принца. Больше просто было некому.