Восхождение язычника 1 - Дмитрий Шимохин

я слышал, как скрипят его зубы, и увидел, как по лицу бежит слеза.

— Чего встал, кали топор, я сказала, — Снежана обратилась уже ко мне.

— Снежана, — я начал говорить.

— Чего, Снежана, кали, я сказала.

— Снежана, а если попробовать спасти ногу?

— Да как же спасти-то. Че-то здесь богов не вижу, да и у тебя живой воды не найдётся, — она вновь сплеснула руками, показывая свое отношение к моим словам.

— Не найдётся, — я согласился с ее словами, — зато есть это, — я пустил силу жизни в руку, и зеленый свет засиял над моей ладонью.

— А ежели не сдюжишь, сил не хватит, помрет он, — Снежана грозно на меня уставилась, словно на врага.

— Прадеда позову, сдюжим вместе, да и ты не будешь в сторонке стоять. Справимся втроем, он будет жить и ходить. А ежели не выйдет, то сделаем, как ты и говоришь.

Свалился на мою голову ученичок, такое под силу только богам.

— Богам, — я кивнул, соглашаясь с ней, — и они сделают это нашими руками.

— Тьфу, мелишь тут всякое, да как у тебя язык повернулся сказать такое, окаянный.

— А разве я неправ? Разве худого хочу? — я тяжко вздохнул, меня начал утомлять этот спор.

— А делай как знаешь, — и Снежана махнула рукой, признавая мое право на попытку.

— Яромир, — в тишине раздался тяжелый хрип Валуя.

Я наклонился к нему и он продолжил:

— Спаси ногу, мне без нее никак, я не смогу, удавлюсь. Я у тебя до самой смерти в должниках ходить буду. Спаси или дай умереть.

Вот же ж задница.

— Постараемся спасти.

— Снежана, — я обернулся к учительнице.

— Чего тебе, обормот? — старушка была не в настроении.

— Начнем с настоя твоего, из конопли.

— Так ты ж его усыпи, и вся недолга.

— Усыплю, только давай его лучше напоим.

— Ишь, приказы раздает, прям как Рознег, важна птица, — а после переключилась на охотников: — А вы тут чего расселись, быстро очаг разжечь уличный, да воды нагреть нам не с руки будет этим заниматься. Пошли, пошли, — Снежана замахала руками.

Я вышел вслед за ними на улицу, охладиться и собраться с мыслями.

А ведь я хотел Валую в морду дать за то, что он мне пальцы сломал в тренировочном бою, обиделся я на него тогда сильно.

А сейчас от меня зависит его жизнь, превратности судьбы. И, видя его состояние, мне было его жаль. Тем более он отчетливо понимает, каковы его шансы на благополучный исход, но все равно верит и надеется. Вера — сильная вещь.

Немного еще постояв на морозном воздухе, я основательно продрог и вернулся обратно.

Я смотрел в глаза Валуя и видел в них боль и надежду. Надежду на меня, что я справлюсь. И мне было неловко от этого.

Второй раз передо мной лежит человек, словно на хирургическом столе. Только я не хирург, да и неизвестно, смогли бы хирурги спасти его ногу.

Плевать. Я смогу.

Когда я прикасался к ноге наставника, пытаясь понять, где живая плоть, а где уже мертвая, он смотрел на меня словно с укором, лишь крепче стискивая зубы.

Силен, я уверен, что у него сейчас такая боль, что с ума сходишь и выть хочется. А как иначе, если у тебя полноги мертво, еще и гниет к тому же.

Гной и гангрена, у него явно кровь порченая, а ее не очистишь, капельницу никакую не поставишь и антибиотик не вколешь, только надежда на магию жизни. Сейчас только на нее и надежда.

За прошедшее время и активную практику у меня вырос размер резерва с магией, не на порядок, конечно, но, как я чувствую, на добрую треть. Это хорошо, больше сил я с могу влить в Валуя.

Услышав шум на лавке, я повернул голову и увидел, как поверженный мной Тихомир принял сидячее положение, держась за голову.

Пришел в себя бедолага.

Лицо все в крови, да, неплохо я его оприходовал.

— Это ты меня, что ли? — он сверлил меня взглядом, но в драку не спешил бросаться.

— Да, — просто ответил и вновь повернулся к Валую, пытаясь прикинуть, каким образом лучше действовать.

— Давай выйдем, ежели не забоишься, — Тихомир, шатаясь, начал подниматься с лавки.

Да е-мое, мужик, ты серьезно? Вот тебе это надо? Может, я ему последние мозги выбил?

— Тихомир, — раздался еле слышимый голос Валуя.

Этот-то куда лезет. Не дав продолжить раненому:

— Оно тебе надо? Или тебе мало досталось за слова твои? Али ты думаешь, будет иначе? Тебя сейчас и Снежана клюкой забьет. Вы Валуя сюда зачем тащили? Так что иди и помоги своим друзьям и не мешай мне. Сам виноват, думать надо кому и что говоришь

— Я думал, ты холоп, — растерялся охотник.

— Не холоп я. Оттого и взъелся. Не мешай.

В этот момент в избу зашла Снежана, неся в руках питье для раненого. Над ней, как и всегда, кружили светлячки, в помещении сразу прибавилось света.

Эх, как-нибудь бы их зафиксировать, что бы они над Валуем висели и свет давали, а не за Снежаной таскались, вот здорово было бы. А то при свете лучины такую операцию проводить, это извращение.

— О, очнулся сдергоумка. Чего встал, глаза пучишь, иди морду умой, а то страшный, аж смотреть невозможно. И воды теплой принеси, не мне же ее таскать, — и замахала на него клюкой.

— Вот питье, — и поставила передо мной кружку с конопляным отваром.

— Этот сейчас, — она кивнула в сторону у шедшего Тихомира, — воды теплой натаскает. Да и я сена принесу, а то весь пол кровью зальешь.

— Хорошо. Снежана, а можешь попросить светлячков, чтобы они над Валуем летали и свет давали, а то с лучиной видно плохо.

— Ха, возьми да сам попроси, что, языка нет? — старушка с укором на меня взглянула. — Авось и послушают тебя.

Вот вредина старая.

— А они поймут?

— Это как просить будешь, — ответила мне с ехидцей в голосе старушка. — Они к тебе хорошо относятся, вы вроде даже подружились, — и погладила пальцем одного из светлячков.

Подружились? Что-то не особо заметил, или то, что они меня не жалят и дают к себе прикоснуться, она про это?

Попросить да, ну-с попробуем-с.

— Мне нужна ваша помощь, можете одарить своим светом. Я человека буду лечить, — я смотрел на парящих светлячков, вглядываясь в них.

После моих слов они начали мерцать, словно затеяли разговор, но ко мне не подлетели.

— Да кто же так просит, — Снежана покачала головой. — Ты же знаешь, им твоя сила приглянулась, так поделись чуток, вот же ж неслух.