Сладкая история мира. 2000 лет господства сахара в экономике, политике и медицине - Ульбе Босма

истощение почв в регионе, но самым важным фактором оставался появившийся в юго-восточной Бразилии кофейный рубеж, яростно сражавшийся за подневольных работников, которых в последние десятилетия перед отменой рабства, состоявшейся в 1888 году, становилось все меньше и меньше47.

В Пернамбуку объемы производства увеличились, но так и не достигли впечатляющего объема. На тростниковых полях все еще преобладали мельницы XVII века, engenho, поскольку все попытки бразильского правительства внедрить центральные сахарные заводы завершились провалом. Плантаторы Пернамбуку брали под контроль обширные участки земли, позволяющие сажать растения на целине и вплоть до шести лет получать из них отводки – урожай, поднимающийся из оставшихся в земле стеблей срезанного тростника. Этот метод приводил к сильному истощению почвы, из-за чего плантаторам приходилось перемещать тростниковые поля вместе с мельницами на тягловой силе. По этой причине в хозяйство невозможно было внедрить пар и сталь, не поддающиеся транспортировке, и по объемам производства в расчете на тонну сахарного тростника Бразилия намного уступала Яве или Кубе48.

Рабство остается: Куба, Бразилия и Луизиана

Геополитика играла ключевую роль в том, что Кубе успешно удалось избежать британского запрета на рабовладение и стать самым крупным экспортером сахара в мире. То, что рабство до сих пор существовало в США, а американские президенты постоянно озвучивали свой интерес к аннексии острова, давало кубинским плантаторам мощное оружие против любых инициатив Испании, направленных на отмену рабства. Вопреки англоиспанскому соглашению от 1845 года, которое обновляло и улучшало принятые ранее запреты на работорговлю в испанских колониях, число африканских рабов, доставляемых на Кубу за год, в 1859 году достигло пика и составило 25 000 человек. По современным оценкам, с 1835 по 1864 год на Кубу завезли по крайней мере 323 800 рабов49.

Но даже столь массовая незаконная торговля людьми не способствовала росту количества рабов на Кубе: в 1841 году их было уже 436500, в 1868-м – 36328850. Высокая смертность среди рабов во многом была обусловлена их уязвимостью к опасным американским болезням, но не меньшую роль сыграла и жестокая эксплуатация на острове: кубинские рабы почти беспрерывно трудились по меньшей мере двенадцать часов в день, а в сезон жатвы продолжительность рабочего дня могла увеличиваться и до восемнадцати часов. Ежегодная смертность среди них доходила до 6,3 % в период с 1835 по 1841 год, а это намного выше, чем в большей части Вест-Индии накануне отмены рабства. В то время как мучительно долгие рабочие дни сократили ожидаемую продолжительность жизни, гендерный дисбаланс (количество мужчин превышало количество женщин вдвое) снизил уровень рождаемости51.

Изнурительный труд рабов проходил на Кубе под очень жестоким надзором, представлявшим собой полную противоположность политики смягчения условий, принятой в ранние годы XIX столетия. Хотя в большинстве карибских колоний рабам позволяли иметь свои участки для выращивания овощей, которые они затем могли продавать, на Кубе – а также на Пуэрто-Рико – рабы не имели права даже на эту землю, дающую им средства к существованию, и у них было еще меньше шансов купить себе свободу. Их кормили хозяева, и они были привязаны к поместьям. Это делалось для того, чтобы избежать общения рабов с разных плантаций на продовольственных рынках, и для того, чтобы не позволить им организовать независимое производство продуктов питания, которое позволило бы им заплатить за свою свободу52. Весь рабовладельческий режим был олицетворением узаконенной жестокости, как это видно из описания, которое оставил нам Дэвид Тернбулл, сторонник отмены рабства и британский консул. Он писал о кошмарной практике наказания кнутом у позорного столба: «Пусть при помощи парапетов власти и преуспели в том, чтобы скрыть от взглядов любопытных зевак, проходящих мимо, льющуюся кровь и разодранную плоть страдальцев, чиновникам совершенно не удавалось спрятаться от их душераздирающих криков и жалобных стонов, полных мольбы о милосердии»53. Эта фабрика наказания и пыток стояла на вершине системы, придуманной для максимального контроля и сильно похожей на тюремное заключение, поскольку с наступлением вечера рабов часто запирали в бараках54.

В Бразилии большинство рабов жили в условиях, не столь похожих на тюремные, но эта страна в XIX столетии по-прежнему оставалась крупнейшим импортером рабов. В ходе торговли людьми на ее земле оказались два миллиона африканцев, многим из которых было суждено попасть в сахарные поместья. Жестокое обращение с рабами – как физическое, так и психологическое – не имело конца. Англо-американец Томас Юбенк, путешествовавший по Бразилии в 1850-х годах, описывал пытки рабов в животрепещущих подробностях, а текст его книги сопровождался рисунками пыточных орудий. Но дух сопротивления был неугасим: рабы часто убивали хозяев, поджигали мельницы, устраивали саботаж, совершали самоубийства и, конечно же, восставали. Сопротивление было неистовым и на Кубе – его питали новости об отмене рабства в других карибских колониях, которые распространяли и свободные чернокожие, и странствующие торговцы55.

Столкнувшись с сокращением числа рабов и восстаниями, кубинские плантаторы отчаянно пытались найти работников за пределами Африки, но продолжали относиться к ним почти так же сурово, как к африканцам. Закабаленных китайцев, в целом, воспринимали как товар – как и чернорабочих из Ирландии и мексиканского Юкатана, а также с Канарских островов и из испанской Галисии. Довольно многих галисийцев в 1840-х годах захватывали в плен и продавали вполовину дешевле, чем африканских рабов56.

И на луизианских сахарных плантациях в XIX веке нечеловеческие условия труда уносили жизни множества рабов. Какие бы меры плантаторы Луизианы ни предпринимали для увеличения рождаемости африканцев, все усилия сходили на нет, поскольку конечной их целью оставалось получение от рабов как можно более значительных результатов труда. Впрочем, в отличие от Кубы, растущей сахарной экономике Луизианы не приходилось прибегать к ввозу рабов из Африки, а также подневольных рабочих из Китая, Мексики и Европы. С 1820 по 1860 год примерно 875 тысяч рабов было перевезено из северных штатов на самый юг Луизианы, где они должны были выращивать сахар и хлопок. Их привозили, например, из Вирджинии, где истощение почвы заставило земледельцев перейти с выращивания табака на зерновые, возделывание которых требовало намного меньше труда. Лишь в 1850-х годах необходимость ввоза рабов в Луизиану уменьшилась благодаря сочетанию механизации и незначительного улучшения жилищных условий57.

Улучшения в условиях содержания рабов в Луизиане сводились к тому, что им позволили носить туфли, а в некоторых случаях даже обязывали к этому58. Женщине, родившей ребенка, давали месяц на восстановление – это было еще одним незначительным шагом вперед, обусловленным непосредственным интересом плантаторов в рождении нового поколения рабов. Плантаторы Луизианы ввели «хрустящие деньги» (купоны), которые рабы могли