Госпожа удача - Олег Чигиринский

Менты разулыбались: шутит известная телеведущая, да по-простому так шутит, по-народному!

— Насчет жопы, Нина Сергеевна, в приказе ничего не сказано!

— Ах, не сказано…

Вдохнула воздуха, как перед нырком в холодную воду, и сняла брюки!

Вестибюль остолбенел. Произошедшее было настолько невероятно, что никто не отреагировал. Даже менты стояли с раскрытыми варежками, пока Ниночка проходила к лифтам.

Хотя к лифту была очередь, в кабине Ниночка ехала одна.

Надела злосчастные брюки, подбодрила себя: а что, в самом деле, мне сделают? Не уволят же, в самом деле — сама ухожу! Единственное, что могут придумать — это оставить еще на две недели. Но это им и в голову не придет. Посадят на 15 суток? Смешно! Что скажет будущий свекр, член Политбюро (про себя Ниночка именовала его просто Член), узнав, что его невестку хотят посадить на пятнадцать суток? Много чего интересного скажет, даже для тренированных ушей служителей закона.

Она вошла в студию, села в кресло гримера, и та профессионально-четкими движениями поправила ей грим.

В студии шушукались — видно, новость уже поднялась из вестибюля.

— Ну, Нинка, ты даешь, — бросил напарник, диктор-мужчина.

— Мне, Игорек, нечего терять, кроме своих цепей, — бравурно ответила Ниночка, хотя было ей, мягко говоря, не по себе.

И точно — в самый разгар эфира в студии появился замдиректора, аж красный от злости. В священный ход эфира он вмешаться не мог и поэтому все время слонялся за камерами, вне зоны видимости зрителя, но в зоне видимости Ниночки.

«Чего добивается, старый дурак? — подумала Ниночка. — Хочет, чтобы я от волнения у китайского коммуниста Хуа Жуя буквы перепутала? Наверное, таки хочет…»

Когда она закончила чтение своего фрагмента (уже и забыла, о чем, профессиональное заболевание: через глаза к языку, минуя мозги, идут слова, и ты уже не воспринимаешь их смысла, только каким-то седьмым чувством фиксируешь: тут логическая пауза, тут некоторый напор, а тут, наоборот, приглушеннее…), пошла видеовставка, потом читать начал Игорь, и она, пользуясь тем, что глазок на ее камере погас, послала товарищу Лапину нежную улыбку. Не расслабляться! — по предварительной читке Ниночка помнила, что у ее напарника очень короткий фрагмент…

Она придвинула к себе очередной листок, мгновенно ухватила взглядом первый абзац, подняла глаза на вспыхнувшую красным камеру и, словно по памяти, начала:

— В зоне Восточного Средиземноморья продолжается военно-спортивный праздник «Весна»…

* * *

«В зоне Восточного Средиземноморья продолжается военно-спортивный праздник „Весна“…» — бодрым голосом сказала телекурва. Ее изображение погасло, но голос остался витать над ландшафтами Крыма, заключенными в мерцающий аквариум дряхлого «Электрона».

— Хана Крыму, — мрачно сказал Дим Шебеко, запив свои слова горьким зеленым чаем.

Группа С2Н5ОН поднесла к губам свои пиалы, словно повторяя жест гуру и тем самым подтверждая молчаливое с ним согласие: хана Крыму.

Экран демонстрировал восторженных крымцев, забрасывающих цветами советские танковые колонны.

— Вот пиздеж! — возмутился гитарист Гарик.

— Нет, Гарик, — покачал головой Дим Шебеко, — это не пиздеж. Это они там, в Крыму, все с ума посходили.

— Бен-то наш там! — напомнила Галка.

— Бену точно хана, — негромко сказал в углу мрачный кто-то.

«Комубежаловка», столпившаяся на телевизионной кухне, единодушно возмутилась: Бену хана? Ну, нет! Если кому и хана, так точно не Бену! Не такой наш Бен, чтоб ему так просто была хана!

— А вот Лучу хана, — тихо сказала Галка. И, несмотря на тихость, эту фразу услышали все и умолкли: да, о Луче-то мы и забыли! Как же так? Ему — хана? Он же был первый застрельщик соединения, какая же ему может быть хана?

Но Дим Шебеко со своей мудростью, присущей ему как гуру, видимо понимал больше, чем все остальные, и поэтому печально кивнул одними ресницами.

— Лучу хана, — согласился он и запил эти слова зеленым, как вселенская тоска, и крепким, как водка, чаем…

* * *

Лучников вынырнул из ступора в самолете где-то над Украиной. До этого ему было как-то все равно: вот Сергеев сажает его в черный пикап с затемненными стеклами, вот они несутся обратно в Симферополь тем же путем, каким он ехал к собору — зачем он ехал туда? Чтобы похоронить Кристину? Но когда они выезжали, Кристи была еще жива… Так зачем же он ехал? — вот они погружаются в самолет, явно правительственный и явно советский — а какая разница? — вот, на диване по правую руку от него полковник Сергеев, а по левую — Петр Сабашников… А он здесь зачем? Вот экран, программа «Время», ежевечерняя советская брехня, промывка мозгов — но неожиданно для себя он обнаружил, что ему как бы приятно промыть мозги, что ему ХОЧЕТСЯ забыть сегодняшний день и увидеть его заново — буркалами советских телекамер. Зачем же здесь Петр? Он тоже арестован? А почему, собственно, «тоже» — разве арестован, например, Лучников? Он вообразил, как пристает к Сергееву с вопросами: я арестован? А по какому праву? На каких основаниях? — и показался в этой ситуации сам себе невообразимо смешным: этакий кролик, качающий права перед удавом. Впрочем, на удава полковник Сергеев походил мало. Совсем не походил он на удава. А походил он на уставшего до предела мужика, самому себе надоевшего и самому себе противного. Чем вы занимались целый день, мон колонель, что так противны самому себе? Неужели возили нас, одноклассников, чартерными рейсами в Москву?

«В зоне Восточного Средиземноморья продолжается военно-спортивный праздник „Весна“», — сказала Татьяна Лунина. «Танька, а ты что там делаешь, в этом ящике? А чей же я крест видел на мысе Херсонес — это была одна из твоих очаровательных шуточек? Поверь, Танька, я безумно рад, что ты жива — такая, понимаешь, оказия: оказался вообще без бабы! Некого трахнуть в трудную минуту, кроме самого себя, — давай договоримся, когда меня отпустят, я приду к тебе на пистон!»

Лучников расхохотался, и сквозь слезы смеха увидел, что девка на телеэкране, только что сменившая собой крымские — виноват, господа! — уже советские пейзажи, ничуть не похожа на Лунину. Только рыжеватый цвет волос и модная в этом сезоне прическа «каре». Облажался значит. Но это ничего. Мадемуазель «Время», а как вы насчет пистона?

По экрану поплыли титры прогноза погоды. Мадемуазель «Время», невидимая и бестелесная, вещала дождь, снег и град, циклон и антициклон, переменную облачность, солнце, воздух, воду и прочие чудесные вещи.

— Успокойся, Андрей, — сказал Сабашников.

Голос вернул Лучникова в реальность, как бы припечатал к сиденью тяжелой, но мягкой и теплой Петькиной ладонью. Хотя Петр его и пальцем не коснулся.

Лучников успокоился и совершенно спокойно отметил, что в «Прогнозе погоды» упомянули и Крым. Конечно, под советским кодовым названием, но упомянули.