«Колыбель» Победы - Герман Романов

Эрих вздохнул – курить хотелось немилосердно, махорку сдымили еще вчера, высыпав из кисета последнюю понюшку. Но тут он сам виноват – надо быть внимательней в этих чертовых русских болотах. Сам Лемке изъездил и исходил эти места вдоль и поперек с юности – тут была родительская усадьба у него, от Новгорода до Опочки и Пскова не раз добирался. И болота знал, по кочкам хищным зверем ступал. А вот Эрих оступался не раз, с вещмешком за плечами, что походил на нищенскую котомку с картин русских художников, ухнул прямо в самую глубь. Федор вытащил – но богатство в виде дюжины пачек махорки испортилось бесповоротно. Вот жизнь – продукты есть, а вот курить ничего. Спасительный махорочный дым от гнуса самая необходимая вещь в здешних краях – не любят комары этот едкий запах.

На второй день пути Лемке удалось «подломить» сельскую лавку, что была заперта и охранялась дряхлым дедом с ружьем. Смешно – у старика оказался всего один патрон, и тот дал осечку. Крепко связав сторожа, Лемке принялся набивать две котомки всем съестным, что лежало на полках – а там практически ничего и не было. Так себе – махорка, дешевые конфеты в виде подушечек с повидлом внутри, пара пакетов сахара, чай в кубических пачках, растительное масло. Хлеба в лавке не было совсем – зато пол-ящика печенья под странным названием «Юбилейное». Манштейн стоял на «стреме» – такие слова русского воровского лексикона генерал освоил быстро. Подполковник занимался банальным грабежом, подведя, правда, под него идеологическую базу типа главного девиза большевицкой революции – «грабь награбленное». Эрих его хорошо понимал – если бы у него самого отняли родовое гнездо и изничтожили родных и близких, он бы убивал большевиков голыми руками, а такой грабеж бы рассматривал вполне справедливым делом…

– Нам недалеко осталось, герр генерал, – неожиданно произнес Лемке. – Тут лесничий живет, настоящий партиец, заслуженный коммунист, инвалид войны с белой сволочью!

В голосе подполковника прозвучал такой ядовитый и нескрываемый сарказм, что Манштейн сразу насторожился – таким тоном обычно говорят об совершенно ином. И не ошибся в предположениях – Лемке заговорил с обычной для него сухостью:

– Бывший дроздовец, как я, его до войны знал – с училища. В 1919 году пропал после боя. Я однажды с гопотой на лесничестве оказался, они хабар пришли скидывать. А тут смотрю на хозяина – мать моя, это же Русецкий. Он меня тоже узнал, однако вида не показал. А вечером мы поговорили тет-а-тет. Поручик тот еще умелец в контрразведке был. Пленного в «расход» вывел, обычное дело, господин генерал. Большевики тогда нас прямиком «в штаб генерала Духонина» отправляли, а мы их на «распыл». Документы сохранил, информацию запомнил. А как стал калекой, то перебрался в Совдепию – он ведь хорошо понимал, что в Европе не выживет. А тут все же родная земля, да и новая биография у него как раз подходящая. Вот и нашли ему работу, он ведь был «бойцом» Красной армии, колчаковскими пулями отмеченный не раз в боях за Советскую власть. Живет один, вдовствует с тридцатого. А вот падчерица его та еще змея ядовитая – комсомолка и активистка. Но если она до сих пор ничего не заподозрила, то это говорит лишь о хорошем актере из ее отчима. Я пару раз у него уже был, как однополчанин – при дочери так ратует за коммунизм, что если бы правду не знал, то пристрелил бы сразу, не задумывался. Страсти прямо шекспировские!

Манштейн только кивнул в ответ – Россия поражала его все больше и больше. В одной стране их было сразу две, а если подумать, то и больше! В Латвии и Литве, бывших окраинах рухнувшей в небытие великой империи, победоносных германских солдат осыпали цветами, а в псковских болотах встречали пулями. Одни жаждали умереть за коммунизм, стреляли в немцев, дрались до последнего патрона, а другие, как тот же Лемке, ожидали прихода вермахта и яростно ненавидели большевиков. И притом что подполковник четверть века тому назад доблестно сражался против германской армии. Как все сложно, как все здесь перепутано – когда враги становятся друзьями, а те, кого почитали соотечественниками, превращаются в заклятых недругов…

– Рад вас видеть, господин подполковник, – приземистый бородатый лесник неожиданно кивнул – так может сделать только человек из общества, получивший хорошее воспитание. – В доме никого нет, а потому мы можем говорить спокойно. Позвольте полюбопытствовать – что на этот раз привело вас сюда? Судя по вашей одежде, вы продолжаете борьбу с большевиками прежними методами, не так ли?

– Вы не ошиблись, Андрей Сергеевич, десять дней назад я сбежал из тюремного вагона, который отвез бы меня в приполярные края. А вот моего случайного попутчика по десятидневному анабазису по местным болотам, – Лемке чуть поклонился к стоящему рядом с ним Манштейну, – ждала горшая судьба, которой никто бы не позавидовал.

– Тогда позвольте представиться, милостивый государь. – Лесник чуть наклонил голову. – Поручик 3‐го стрелкового генерала Дроздовского полка Добровольческой армии Русецкий!

– Командир 56‐го моторизованного корпуса вермахта, генерал пехоты Эрих фон Манштейн! Превратности судьбы, господин обер-лейтенант, меня привели в большевицкий плен совсем недавно, но любезный Федор Карлович показал путь к спасению.

Лесник добрую минуту осмысливал услышанные слова, недоуменно переводя взгляд от Лемке на него и обратно. А подполковник скинул с плеча котомку и развязал на горловине веревку.

– Рад вас встретить в своем доме, ваше высокопревосходительство, и окажу вам помощь, если потребуется! Вы, случайно, не родственник нашим генералам фон Манштейнам, отцу и сыну, что воевали в Гражданскую войну с нами в рядах Дроздовской дивизии?!

– Мы обсуждали этот вопрос с милейшим Федором Карловичем и могу сказать, что определенное родство имеется, у нас ведь общие основатели древнего рыцарского рода, что уходит корнями в девятый век. Просто одни Манштейны очень давно перебрались в Россию и верно служили вашим царям в армии и на статском поприще.

– Удивительно – германский генерал в плену был у большевиков! В той войне, как помню, были только австрийцы и венгры. Так-так, понимаю, это ведь вас здесь в плен взяли?!

– Именно здесь, только на той стороне Великой, – устало усмехнулся Манштейн, тронув ладонью отросшую за долгие дни скитаний бородку, – как раз почти три недели и прошло. Время тогда летит очень быстро, когда наша судьба насыщена приключениями… Однако мне очень нужно вернуться к своим солдатам, война для меня не окончена…

Командир 11‐го стрелкового корпуса генерал-майор Шумилов

Тарту

– Теперь можно надеяться, что рубеж по Эмбаху удержим, – негромко произнес Михаил Степанович, рассматривая в бинокль позиции немцев. Там было тихо, противник явно не собирался переходить к обороне. Поневоле в голову приходила мысль, что неспроста так, явно германское командование что-то задумало.

За свою долгую карьеру военного, которая протянулась на четверть века, Шумилов повидал многое. Разве он мог представить, что, выбрав для себя профессию земского учителя, он ее сменит на школу прапорщиков и даже успеет стать офицером царской армии. Но мощный вихрь революции закружил его и бросил в круговерть Гражданской войны. Воевал супротив сибиряков, что под бело-зеленым знаменем пришли на Урал – те боевые действия запомнились чрезвычайным упорством атак солдат «автономной Сибири», что к зиме 1919 года уже просто стали «белыми». Вот только армии новоявленного «Верховного Правителя России» адмирала Колчака вскоре разбили и погнали осенью к Байкалу. В преследовании белых не довелось участвовать – назначенный командиром 253‐го стрелкового полка «Красных орлов» он отправился на Южный фронт, к Перекопскому перешейку Крыма. За ним укрепилась недобитая белая Добровольческая армия, которую вместо Деникина возглавил «черный барон» Врангель. И сразу с полком попал под удар печально знаменитых «дроздовцев» – офицеры и солдаты в малиново‐белых фуражках навечно врезались в память своими бесшабашными атаками, что сразу опрокинули бригаду – куда там колчаковцам. Шумилова ранили в первом бою – был на излечении в самом центре крестьянского мятежа. Тут пришлось воевать с бандами Махно, впрочем, недолго – «батька» вольницы в очередной раз признал Советскую власть и двинул свои тачанки в Крым, на помощь Красной армии.