Однажды вечером в Париже - Николя Барро
Шрифт:
Интервал:
– Кто вы? – спрашивает он удивленно. – Я вас не знаю.
В отчаянии застонав, я корчусь, как от боли.
– Не может быть! Дядя Бернар, это же я, Ален. Неужели не помнишь? Я же всегда приходил в кино, каждый день, мы вместе смотрели фильмы. Люмьер! – кричу я. – Поезд! Импрессионистическое кино! Кокто, Трюффо, Шаброль, Соте… – Я выкрикиваю имена великих режиссеров, все, какие приходят на ум, в надежде, что хоть что-нибудь дрогнет наконец в добродушном лице моего дядюшки, но теперь он смотрит на меня без улыбки, с тупым недоумением, и лицо у него как у старика с болезнью Альцгеймера. – Джузеппе Торнаторе! – кричу я. – «Новый кинотеатр „Парадизо“»! Это же твой любимый фильм, мы с тобой вместе его смотрели! Ну неужели не помнишь… В нашем кино смотрели, в «Синема парадиз»! – Я твержу одно и то же, точно заклинание, волшебное слово, отворяющее двери.
И вдруг по лицу дяди Бернара проскальзывает тень узнавания. Он на секунду закрывает глаза, потом смотрит на меня. Его губы чуть растягиваются – и вот он опять улыбается, все шире и шире.
– Да, – говорит он. – Да, конечно. Я помню. Хотя и очень смутно. Ты же Ален… Ален, мой мальчик… Но все это было так давно… Я тогда еще был жив…
Я плачу – так я счастлив, но я плачу и потому, что меня узнал умерший. Может быть, я тоже умер. И обретаюсь где-то в просторах вселенной, и нет у меня ни одного близкого человека.
Я пытаюсь растолковать дяде, как трагично мое бытие, но он лишь растерянно качает головой.
– Ну как же ты не понимаешь? Я все потерял! Все потерял! – твержу я упрямо.
Лицо дяди Бернара расплывается в моих глазах.
– Тебе надо в «Синема парадиз», мой мальчик. Иди в кино, там ты найдешь все… В «Синема парадиз»…
Его голос удаляется, затихает, я простираю к нему, умершему, руки и лечу вниз, вниз, вниз…
После того как я проснулся, прошло немало времени, но странный этот сон все снова и снова прокручивался у меня в голове. До самого обеда я не мог от него избавиться, он, словно навязчивый минорный мотив, сопровождал мои воспоминания о безумных событиях вчерашнего дня.
Когда я открыл глаза, когда услышал множество привычных негромких утренних звуков, я встал и первым делом подошел к окну – выглянул во двор, дабы удостовериться, что Париж никуда не улетел из области земной атмосферы. Убедился, что город на месте, и облегченно вздохнул. Но избавиться от мрачного настроения, в которое повергли меня образы ночного сна, так быстро не удалось. Да и маловато было поводов радоваться – к такому заключению я пришел, когда варил в кухне кофе, надеясь, что он поможет отделаться от ночных призраков.
Мне все еще виделось бледное лицо и слабая печальная улыбка, промелькнувшая в глазах Мелани в тот момент, когда поезд уносил ее в туннель метро.
На мобильнике, который я отключил, придя на праздничный ужин в Центре Помпиду, оказалось несколько новых сообщений. Три – от Солен, пытавшейся дозвониться до меня после того, как я сломя голову бросился из ресторана. От сообщения к сообщению ее голос звучал все более встревоженно и, как я заметил, немного смущенно. Один звонок был от Аллана Вуда, теперь в почте моего мобильника увековечено прославленное имя и знак внимания режиссера: он озабоченно спрашивал, уж не сделалось ли мне плохо от ресторанной стряпни. Следующий звонок был от консультанта налоговой службы – напоминание о непредставленных отчетных документах. Кроме того, позвонила мама, хотя она никогда не звонит по мобильному, да и нет у нее мобильника – она где-то услышала, что волны имеют канцерогенное действие. А тут позвонила, да еще из Канады, из туристской поездки. Мама беспокоилась, все ли у меня хорошо.
На этот вопрос ответить было проще простого – не то что на множество других вопросов, свалившихся на мою голову в последние недели…
Все плохо, а лучше сказать, так плохо, что хуже некуда. И отвечать не хотелось ни на один из звонков. Я хотел одного – покоя, хотел засесть в бочке, как Диоген, пускай я не философ, не важно, я чувствовал сильнейшую потребность забиться в тихое укромное место, чтобы побыть наедине со своими мыслями.
Я послал сообщение Солен – извинился и написал, что ушел, так как разболелась голова.
Потом позвонил Робер. Я решил, ладно, отвечу. Робер с его фатализмом, проистекающим от занятий естественными науками, был единственным человеком, с кем я в тот момент мог общаться. Я рассказал о непостижимом появлении Мелани и о погоне, совсем как в кино, в переходах парижской подземки. Уж на что трудно удивить Робера, но тут даже он на мгновение потерял дар речи.
– Робер? Ты тут?
– Да. – Голос Робера звучал растерянно. Помолчав, он сказал: – Уму непостижимо. Я тебе вот что скажу: эта малышка чокнутая, вероятность – сто процентов. Должно быть, она из тех, знаешь, психопатов, у которых мания преследования. Думаю, этим все объясняется.
– Да ты сам-то соображаешь, что за ахинею несешь? Мелани не психопатка. Нет-нет, тут что-то другое…
– Что – другое? Другой мужчина, наверное. С ней был кто-то?
– Нет. Никого не было. Она только посмотрела на меня и сразу побежала к выходу.
– Кто ее знает, – проворчал Робер. – Может, связалась с каким-нибудь, знаешь, жутким типом, и он ей угрожает, говорит, что сделает с ней что-нибудь ужасное, если она хоть однажды с тобой встретится… Елена Грин из фильма про Джеймса Бонда.
– Ева Грин, – поправил я без улыбки. – Да уж конечно, так оно и есть. А я-то дурак не догадался!
– Да ладно тебе. Я же стараюсь помочь. – Робер не обиделся. – Ага, есть! Эврика! Это ее сестра-близнец. – Он ужасно обрадовался своей замечательной идее. – Был я когда-то знаком с сестрами-двойняшками… И скажу тебе, ты не отличил бы одну от другой: обе блондинки, у обеих веснушки и фигура – обалдеть можно… Каждую минуту я гадал: может, я перепил и у меня в глазах двоится? – Он щелкнул языком. – Это и есть разгадка. Тебе-то никогда не приходило в голову, что у нее может быть сестра-близнец?
– Да-да… – Я прижал трубку к плечу, чтобы намазать маслом и джемом кусок багета. Конечно, мне даже такой экстравагантный вариант приходил в голову. Уже не осталось ни одной версии, какую я не продумал бы за последние часы. – Конечно, это не исключено. Чисто теоретически. Но с чего бы ее сестра-близнец, которая меня знать не знает, вдруг пустилась наутек? Это же абсурд. Понимаешь, я все-таки не такое страшилище, чтобы девушка, увидев меня, удирала во все лопатки.
– Да, пожалуй, это правда. – Робер замолчал, размышляя о моих словах, а я подумал, что физиономия-то у меня и впрямь устрашающая, с фингалом под глазом, да я еще и орал там, в метро, как оглашенный, и бился в закрытую дверь поезда…
– Честно говоря, я надеялся, что твоя история закончена раз и навсегда. А теперь твоя загадочная женщина вдруг снова появилась. В самом деле, можно спятить, – Робер вздохнул.
Вздохнул и я:
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!