Пятьдесят слов дождя - Аша Лемми

как звякнула пряжка ремня. Она услышала крик совы.

А потом появился красный.

Острая боль вышибла из Нори дух и заставила скулить. Мышцы напряглись, возмущенные вторжением, но глаза все еще не закрывались.

Говорить.

К основанию шеи скатилась одинокая слеза.

Говорить.

– Теперь ты женщина, – прошептал Уилл, его дыхание становилось все быстрее и быстрее. – И теперь ты моя.

Глава четырнадцатая

Песнь ночи

Токио, Япония

Июль 1956 года

– Уже шестнадцать, – задумчиво произнес Акира. Он поднял свой бокал, и Аямэ снова его наполнила. – Как стремительно летит время.

Не так уж стремительно, подумала Нори. На нее лился солнечный свет, но кожа еще оставалась холодной. Медальон, который Акира подарил ей утром, холодил шею. Из белого золота, с выгравированным скрипичным ключом. Когда Акира протянул его ей, она вежливо поблагодарила, как взрослая. А потом полчаса плакала у себя в комнате.

Они сидели во внутреннем дворике за ранним ужином в ее честь. Акира нанял для этого случая настоящего шеф-повара. Элис была одета в новую красную юкату, теперь подвязанную должным образом. Она сидела рядом с Нори и сжимала под столом руку подруги.

Между ними больше не осталось секретов. Они проводили дни вместе, и часто дом был в их полном распоряжении.

Акира с отличием окончил среднюю школу и стал самым молодым музыкантом Токийского филармонического оркестра. Его поставили третьим среди первых скрипок, но он, казалось, не беспокоился. Считал это всего лишь ступенькой к гораздо более великим вещам.

Нори была благодарна ему за то, что он выбрал должность здесь, и прилагала все силы, чтобы сделать Японию для него привлекательной. А именно – старалась не очень его раздражать.

Юко начала действовать, регулярно посылая подарки в виде денег и открыток, умоляя Акиру вернуться в Киото. Он отдавал деньги Нори, а конверты сжигал нераспечатанными. Теперь он вступил во владение наследством их матери. Ему больше никогда не понадобятся деньги.

Уилл постоянно путешествовал и порой отсутствовал неделями, даже месяцами. Сегодня он прервал пребывание в Брюсселе, чтобы приехать на день рождения Нори.

Без его неодобрительного взгляда Элис расцвела. Яркая страстная девушка была исключительно осторожна, чтобы избежать любого намека на скандал, хотя вряд ли кто-нибудь заметил бы его в этом отдаленном уголке мира. Она не утруждала себя изучением японского; во время частых походов по магазинам переводчиком ей служила Нори – и несколько раз в неделю спала в постели Элис, где они допоздна читали старые дневники Сейко.

Акира повернулся поговорить с Аямэ, и Элис чихнула.

В это мгновение Уилл встретился с Нори взглядом.

Никаких секретов.

За исключением прошлой ночи. За исключением того, что случилось два года назад, а теперь происходит почти каждый месяц.

За исключением того, как она ежедневно мучила себя безумной смесью чувств, которые боролись внутри.

Нори извинилась, встала из-за стола и ушла в ванную рядом с кухней. Мельком увидев свое отражение, поморщилась. На первый взгляд – ничего плохого. На самом деле, сегодня она даже выглядела хорошо. Никаких признаков бессонных ночей.

Она пошла на многое, чтобы скрыть правду от Акиры.

Она не хотела, чтобы он знал.

Но все же обижалась, что он не замечал.

Дверь открылась, в ванную проскользнул Уилл. Не говоря ни слова, он протянул Нори бокал сливового вина.

– Спасибо.

Уилл усмехнулся.

– Не лучшее место, чтобы прятаться.

Нори пожала плечами. Прятаться некуда. Она была подругой Элис, собственностью Уилла и вечно любящей сестрой Акиры. Ей часто казалось, что она – единственное, что удерживает всю эту нелепую шараду вместе. Без нее импровизированная семья изгнанников превратилась бы в ничто.

Нори залпом выпила вино. Оно обожгло горло, зато напряженный узел в животе начал ослабевать.

Уилл ухмыльнулся шире.

– С днем рождения, любовь моя.

Не в первый раз она почувствовала недостойный прилив нежности к нему. Настолько, что она молча терпела его ночные визиты в свою спальню. И все же Нори так и не смогла избавиться от ощущения, что все это глубоко неправильно. Ее как будто никогда не покидал озноб.

– Ты выглядишь усталой, – сказал Уилл с оттенком сочувствия.

– Я действительно устала.

Он нахмурился и, не спрашивая, приподнял подол ее платья – взглянуть на ярко-фиолетовые синяки на ее кож-е.

– Я же велел не щипать себя.

Нори снова пожала плечами.

– А я сказала, что постараюсь.

Уилл цокнул языком.

– Я расскажу Акире. Я дважды тебя предупреждал.

Накатила волна раздражения. Нори встретила его пристальный взгляд.

– Раз уж мы решили раскрыть секреты, возможно, мне тоже следует с ним поговорить.

Уилл не дрогнул.

– Акира меня обожает, – самодовольно сказал он. – И не станет слушать, котенок. Сама знаешь.

Нори заколебалась.

– Он и меня…

Глаза Уилла потемнели.

– Уверена?

Слова замерли на языке, и она почувствовала вкус пепла. Она была обнажена перед ним. Текучий как ртуть, он проскользнул в трещинки и посеял ядовитое семя сом-нения.

Уилл улыбнулся, и его глаза снова загорелись. Он взял ее руки и припал к ним поцелуем.

– Не волнуйся, моя маленькая любовь. Не волнуйся. Я бы никогда не выдал твои секреты. – Уилл разыграл козырную карту. – Я же тебя люблю, помнишь?

У Нори больше не осталось сил бороться. Намного легче поверить.

– Любишь?

– Конечно, люблю, – успокоил ее Уилл. – Поэтому ты должна мне доверять. Только мне. Всегда.

* * *

Прошла еще неделя, прежде чем Нори выпала минута одиночества. Уилл уехал на конкурс пианистов в Прагу, а Элис отчаянно писала в Лондон, умоляя о прощении. Теперь, когда ей исполнилось восемнадцать, она должна была вернуться и подыскать перспективного жениха. Иначе – никакого будущего.

Акира запирался в своей комнате. Сказал – мол, сочиняет. Он не уточнил, что именно сочиняет. Что бы это ни было, оно его поглощало. Подносы с едой, которые приносила Нори, отправлялись обратно нетронутыми.

Нори устроилась на своей новой любимой ветке дерева – намного выше ее прежнего насеста.

Дом погрузился в сон. Теперь свободная, Нори открыла последнюю тетрадь из коробки. Она следовала за своей матерью в течение четырех парижских лет и страстной любви к мужчине, имя которого так и осталось неназванным. Она стала свидетельницей неповиновения Сейко, ее отказа вернуться в Японию даже после того, как роман потерпел крах. Нори почувствовала укол боли, когда любовник Сейко оказался обманщиком – все это время он был тайно обручен с другой женщиной. И теперь, когда у матери закончились деньги, друзья и надежда, Нори наконец смогла увидеть начало ее превращения в ту женщину, что родила двоих детей и бросила обоих.

15 декабря 1934