8, 9 — аут - Владимир Буров

— Я тебя учила, — сказала Анна Владимировна.

— Я тоже, — сказал Алексей. — Помнишь того Серийника в маске?

— О, господи, он опять про Серийника, — всплеснула руками Анна.

— Мы, собственно, здесь только для того и находимся, чтобы ловить Серийника, — сказал Алексей.

— То есть как?! Кто это мы? Ты, что ли? — спросила Даша.

Алексей, конечно, не мог рассказать свое спецзадание. Поэтому ответил:

— Я имею в виду, что вся операция эта задумана для ловли Серийника.

— Не выдумывай, — сказала Анна. — Все наоборот. — Главное, большие ставки на тотализаторе, а Серийник это уж на всякий случай. Вдруг получится.

— Кстати, — добавил Алексей, — не говорите обо мне в третьем лице. Я имею в виду, когда я здесь присутствую сам.

— Мне надо по тренироваться — сказал Семен Валерьевич.

— Вы не уверены в себе?

— Да, боюсь, отвык держаться в ближнем бою. Могут и меня выбросить за борт.

Он должен был в маске и женском платье драться с мужиками. Если такие вдруг объявятся. Предполагалось, что мужик, обидевшись за проигрыш своей жены, мог сам полезть на ринг. Отстоять, так сказать, в последнем бою честь семьи. Ну, и бабло, на которое он уже рассчитывал. Семен получал за победу всего пятьсот рублей. Но и за такие деньги на Заводе надо пахать два месяца. И то, если это блатная работа. Сам он тоже числился на Заводе старшим грузчиком, хотя на самом деле работал старшим тренером по боксу. Получал двести пятьдесят в месяц. Ему предложили отдохнуть после турнира на теплоходе, и заодно заработать. За один бой — двухмесячная зарплата, пятьсот рэ.

— Почему так много? — грустно спросил Семен у Аркадия Ильича. Директора Завода.

— Ты потерял свою единственную женщину, свою надежду на счастливое будущее. Имеешь право на небольшую компенсацию. Победишь в тридцати боях, получишь пятнадцать тысяч. Мы переведем их для тебя в чеки. Купишь себе Волгу.

— Волгу? — не сразу понял тренер, которому было уже сорок лет. — Откуда до куда? Или всю, что ли? Я че-то не пойму.

— Машину, парень! — хлопнул его по плечу Директор.

— Боюсь, у меня не хватит сил на тридцать боев, — сказал Семен. — Может лучше, эта… подбить клинья к Главбуху? Она как-то была не против.

— Ты что! Сейчас она заработала много бабла. Смотрит на жизнь по-новому. Если человеку двадцать восемь, она уже требует с него все медицинские справки, прежде чем начать с ним шуры-муры. Или, как она говорит:

— Новый роман. — Там Вадик, сейчас бьется. Помнишь, Вадика? Пока ничего не получается. Дальше танцев дело не идет.

— И то не плохо, — сказал Семен Валерьевич.

— Так не с ней он танцует, не с Татьяной Федоровной, а с ее собакой.

— Да, действительно, очередь большая. У меня уже ноги болят. Я не достоюсь. Ладно, — вздохнул он, — будем биться.

— Как в последний раз! — Аркадий Ильич стукнулся кулаками со своим бывшим телохранителем. — Скажи спасибо на этом, — добавил Директор. — Ты представить себе не можешь, что творится. Все так и лезут к баблу, так и прутся. Честно тебе говорю, карабкаются во все щели. Ты думаешь, было мало желающих бить колхозников на этом теплоходе? Один раунд, три минуты — и пятьсот в кармане. Раньше ведь о таких деньгах даже никто не слышал. Этот, твой напарник, как его?..

— Петр.

— Да, Петька, представляешь, предлагал мне взятку. Знаешь сколько? Десять штук.

— Откуда только деньги? — удивился Семен.

— Я то же спросил. Говорит, бабушка всю жизнь цветами торгует.

— Врет. Кто здесь будет платить за цветы?

— Но где-то накопал. Это я так, кстати, чтобы ты не расстраивался. У тебя хорошая работа. Потом еще что-нибудь придумаем.

— А что можно придумать? — спросил Семен Валерьевич.

— В случае чего, будешь зав. баней. Баб пере… Ну, ты сам знаешь.

— А что, планируется открыть новую баню?

— Да, прямо в спорткомплексе. Сауну. Настоящую, деревянную. Так что, я тебя буду иметь в виду.

— Спасибо, Директор. Я…

— Что? Говори смело. Мы же с тобой свои люди.

— Может, эта, вы поимеете меня…

— Поиметь? Что ты имеешь в виду?

— Ну, эта… если Вадик случайно женится на Татьяне, место-то телохранителя освободится. Я бы мог…

— Спасибо, конечно, за предложение, — сказал Аркадий Ильич, — но тебе лет-то сколько? Сорок? Сорок. В эти годы трудно успеть везде.

— Когда Иисуса спросил один старик восьмидесятилетний, может ли он тоже попробовать попасть в Царство Небесное, Иисус ответил, что, мол, давай, конечно, попробуй. А ведь попасть в Царство, я думаю, труднее, чем быть телохранителем.

— Это какой Иисус? — удивился Директор, — из Мастера и Маргариты, что ли? Ты где ее взял? Достань мне тоже почитать хотя бы на один день.

Корабль не стал причаливать к берегу. Поблизости от этого колхоза под названием:

— Путь далек у нас с тобою, — не было пристани.

Участники и их болельщики прибыли на весельных лодках, как индейцы на Амазонке, впервые увидев яхту Хемингуэя, где он пил холодные коктейли, держа их через полотенце. И это было не в первый раз. Они встречались еще во время Войны. Тогда Хем ловил немецких диверсантов. Поэтому все обнялись, как родные. В данном случае люди, правда, думали, что просто прощаются на веки.

— Кто-нибудь из нас обязательно назад не вернется, — сказала одна баба здоровенная по имени Ольга Дмитриевна своему мужу Олегу Дмитриевичу. Она работала заведующей телятником, он — бригадиром тракторной бригады. Денег не хватило теплицу. Все начали продавать огурцы на рынке. Они одни, как нищие, никак не могли купить теплицу.

— Зависть, конечно, двигатель прогресса, — говорила жена мужу. — Но не до такой же степени. Сначала мы завидовали соседям, что у них трое детей, а у нас только один. Ничего. Догнали и перегнали. Теперь у них пять, у нас шесть. У них теплица и нам надо! А надо ли, мой друг?

— Да, риск есть, конечно, — сказал Олег Дмитриевич. — Нас могут убить обоих.

— Что значит обоих? — испугалась жена.

— Если ты проиграешь, я тоже полезу на ринг.

— Нет, нет, нет. У нас маленькие дети.

— Тогда выигрывай. Ты сможешь продержаться три минуты? У тебя, сколько вес, кстати?

— Девяносто.

— У твоей претендентки всего пятьдесят пять. Будем считать шестьдесят. Ты ее задавишь.

— Она знает, куда бить.

— А ты, что не знаешь?

— Туда, куда я знаю, бить запрещено.