Башня Королевской Дочери - Чез Бренчли

— Смотри-ка, у д'Эскриве открыта дверь. Что-то это на него не похоже. Он у себя?

— Нет, — ответил, недобро усмехнувшись, второй рыцарь. — Он наверняка играется где-нибудь в рыцаря и пажа с этим своим молоденьким братцем… А-а, нет…

Два рыцаря в белых облачениях заглянули в комнату и на мгновение застыли. Маррон безмолвно смотрел на них в ответ. Потом рыцари пошли дальше, и юноша расслышал их безудержный смех. Лицо Маррона вспыхнуло, кулаки сжались, ему хотелось схватить меч мёртвого Шароля, броситься им вдогонку, напасть, назвать лжецами, призвать к ответу…

Конечно, он не позволил себе такой опасной глупости. Он стоял, чувствуя, как по спине стекают струйки пота, как корёжит его ненависть — стоял и ждал, пока она не схлынула, а коридор не опустел. Потом он обвёл взглядом комнату, проверяя, не сдвинул ли он чего-нибудь с места, не оставил ли следов своего присутствия, выскользнул наружу, плотно закрыл за собой дверь и поспешил прочь.

Он горел от смущения и ярости и думал лишь об одном: о необходимости найти какую-нибудь работу. «Ступай и найди себе занятие, для которого ты подходишь», — сказал ему фра Пиет; «Боится дисциплины», — сказал Олдо, имея в виду, что накануне Маррон ловко притворился больным, чтобы избежать наказания. Юноша не мог придумать ничего другого, как снова отправиться на конюшню и попросить у магистра Рауля работу, годную для однорукого. Может быть, тогда исповедник Маррона, его бывший друг и весь остальной отряд поймут, что они не правы…

По крайней мере на конюшне Маррон мог рассчитывать на улыбку, если бы поблизости оказался Мустар. Сейчас, когда Олдо вдруг ополчился на Маррона (юноша до сих пор не понимал этого и, хотя и знал, что Олдо ревнует, не мог поверить), а Олдо и фра Пиет вместе взятые настраивали против него отряд, когда сьер Антон совсем позабыл о своём оруженосце, — сейчас Маррону нужно было, чтобы ему хоть кто-нибудь улыбнулся.

Он готов был бегом бежать ради улыбки — или, может, ради того, чтобы казаться более старательным и усердным и не бояться кары, — но от любого сотрясения его рука болела ничуть не меньше, чем от работы. Сегодня она болела от любого движения. Маррон старался не шевелить ею, придерживал левый локоть здоровой правой рукой, но всё же вздрагивал от боли на каждой попадавшейся ему лестнице, шла ли она вверх или вниз. Может быть, поиски работы на конюшне и не имели смысла — глупо просить дела, которого всё равно не сможешь сделать.

Однако Маррон не мог придумать ничего больше, и желание увидеть, как ему улыбнутся, вело его через весь замок к ярко освещённому конюшенному двору. Однако там его ждал не выговор от магистра Рауля и не широкая улыбка Мустара — нет, в конюшенном дворе юноша увидел менестреля Раделя, ловко вертевшего в воздухе ярко блестевшую сталь. Менестрель стоял с непокрытой головой и жонглировал тремя клинками, которые, холодно поблёскивая, вертелись и крутились над его руками.

Скорее всего менестрель просто упражнялся или вообще убивал время, но, подобно всякому мастеру своего дела, сразу понял, что за ним наблюдают. Он не стал оглядываться и показывать, что заметил Маррона, но вместо этого чуть выпрямился, встал потвёрже, вытащил из-за пояса кинжал — четвёртый клинок — и послал его в блестящий круг у себя над головой. Управляться с таким количеством ножей наверняка было нелегко, но Радель, казалось, не испытывал ни малейших трудностей; ножи сами падали в его ладонь рукоятью вниз и подскакивали вверх не иначе как по собственной воле.

У Маррона захватило дух. Он уставился на менестреля, позабыв обо всём на свете. Через минуту Радель добавил в кольцо сверкающей стали ещё один нож, но этого оказалось слишком много даже для менестреля. В какой-то момент его руки сбились с ритма, он переступил на месте, и вскоре два ножа вылетели из круга и зазвенели на камнях. Один из них упал прямо под ноги Маррону.

Радель коротко засмеялся, поймал три оставшихся ножа и наклонился за тем, который лежал ближе к нему. Тут он наконец оглянулся, кивнул Маррону и сказал:

— Не передашь мне нож, брат?

Позабыв обо всём, Маррон наклонился и потянулся за ножом. Резкое движение разбередило рану, и юноша задохнулся от боли. Радель услышал его вздох.

— Погоди, тебе плохо? — донеслось до Маррона, но юноша всё же довёл движение до конца и поднял нож.

— Немного, мессир, — не вполне искренне ответил Маррон: рука горела адски. Радель уже оказался рядом, взял нож из его рук, посмотрел на Маррона и нахмурился.

— Ты же тот парень, которого я видел вчера с повозкой!

— Да, мессир.

— Извини меня за тот случай. Я должен был уступить вам дорогу. Брат, у которого есть свободная минута, чтобы посмотреть на мои забавы. Я должен был догадаться. Как ты себя чувствуешь?

— Неплохо, мессир, спасибо.

— Хм-м… Что-то мне кажется, что ты нездоров. Ты выглядишь… нет, не просто слабым — больным. Словно твоё лицо нарисовано плохим подмастерьем, который ещё толком не научился смешивать краски. Болит рука?

— Нет, мессир, только ноет немного.

— Ага, так ноет, что тебе приходится её придерживать. Дай-ка я сделаю тебе повязку. Подбери-ка рясу на минутку.

— Мессир…

— Не спорь, парень. Я тебе помогу, одной рукой наверняка неудобно… Как тебя зовут?

— Маррон.

— Отлично. Это ведь ты вчера вечером прислуживал в зале дамам? Я бы сказал, что тебе не мешало бы поспать. Кажется, ты был там единственным монахом…

— Да, мессир. Я… я служу сьеру Антону, у него нет оруженосца, а дамы были его гостьями, и я…

— И тебе не дали выспаться в лазарете только для того, чтобы ты разливал им вино? Да, это похоже на д'Эскриве… Так, смотри, я тебе затяну повязку вокруг запястья достаточно сильно, но ты всё же сможешь снимать её здоровой рукой. А из остатка я сделаю тебе петлю вокруг шеи, и твоя рука будет спокойно лежать в повязке, чтобы тебе не приходилось всё время её придерживать. Удобно?

— Э-э, да…

— Прекрасно. Теперь опускаем обратно рясу — нет, стой смирно, я сам — и твоя раненая рука оказывается под ней, так что ты не сможешь воспользоваться ею, даже если вдруг захочешь. Что ты собираешься делать сегодня?

— Я… я не знаю точно, мессир…

«Ступай и найди себе занятие, для которого ты подходишь». Сейчас стало ясно, что ни для какой работы он не пригоден.

— Не побудешь ли ты моим проводником, Маррон? Этот замок меня вконец запутал. Мне сказали, что внизу есть деревня, но с дороги я её не видел…

— Да, сьер, деревня там есть. Надо только обогнуть утёс с юга, а там уже есть тропа.

— Вот и хорошо, покажи мне заодно и её. Но начнём мы, пожалуй, с самого замка. По крайней мере у тебя будет хоть какое-нибудь занятие. Я знаю, что праздность в Ордене не поощряется.

— Да, мессир.

Заручившись согласием Маррона, менестрель нагнулся к лежавшей у его ног яркой кожаной суме и сунул туда ножи.