Белая ночь - Дмитрий Вересов

Саша прошел мимо, за ним, как за Петром Великим на известной картине Лансере, засеменили остальные.

Саша плюхнулся в кресло, ребята заняли прежние места, а Кирилл оказался стоящим одиноко в центре комнаты, будто перед приемной комиссией. Все смотрели на него и молчали.

Растерянный Марков взглянул на Таню, ища хоть какую-нибудь поддержку у хозяйки дома.

Девушка презрительно усмехнулась и сказала, что пошла на кухню за хлебом. Кириллу следовало бы тут же предложить ей свою помощь, но неожиданная догадка заставила его остолбенело стоять, глупо хлопать глазами и краснеть, как пролитое на белую скатерть вино.

Все было подстроено Акентьевым! Все, начиная со знакомства в трамвае, было им разыграно, как в постановке его папы — режиссера БДТ.

Девушка, первая заговорившая с ним, цитирующая Северянина, сравнивающая его с Блоком, словно прочитавшая через плечо его самую заветную книгу. Все это была простая режиссура, а Таня играла свою роль, причем очень талантливо. Так ведь она и поступала в театральный!

Правда, неудачно. А теперь папа Акентьева ей в этом поможет. Танины ноги и Саша Акентьев.

Круг замкнулся…

— Вообще-то в приличную компанию принято приходить со еврей девушкой, — сказал Акентьев из глубины дивана. — Панов с Викой, Серж со своей девушкой… Олей. Я тоже не один…

В этот момент в комнату вошла Таня, держа в руках блюдо с неразрезанным хлебом. Из буханки разбойничьи торчала рукоять столового ножа. Акентьев даже не поманил, а прищелкнул пальцами. Таня подошла к нему и присела на подставленное колено, так и держа хлебное блюдо. Хлеб-соль гостю дорогому! Кирилл машинально уставился на ее ноги, и это было совсем глупо, по-телячьи.

— А этот странный молодой человек, — продолжил Акентьев, — который плавает на каких-то смешных судах, третьекурсник… Наверное экстерном все сдает!., пришел к нам один. Может, кто-то согласится поделиться с ним своей девушкой?

Гости зашевелились, заскрипели пружины дивана. Володя Панов посмеялся-покашлял и неожиданно сказал:

— Кирилл, если тебе Вика нравится, я могу уступить. Я так посижу, — он посмотрел на бутылки и закуски. — Я с Викой всего только раз целовался… Или два…

— Три, — сказала, быстро крутанув остренькую мордочку, девушка.

— Это неважно. Девчонка она хорошая, ногастая. Кирилл, ты как? Если хочешь, конечно.

А мне все равно. Чего хорошего парня обижать? Кир…

Он оборвал фразу, успев произнести только имя древнего персидского царя. В нескольких сантиметрах от его головы просвистела холодная молния и с тупым стуком врезалась в оконный переплет. Пригвоздив штору, из рамы торчала рукоять кухонного ножа.

Вика, задрав острые коленки к самым плечам, пронзительно завизжала. Володя Панов стоял у окна бледный, почти серебряный, как елочный шар. Брезентовая Оля с волнением в голосе говорила занавешенному от мира густой гривой волос Сереже:

— Саша всегда такой непредсказуемый. Он спонтанный, как даос. Мысль-действие, все сразу, тут же… Серж, ты меня понимаешь? А я понимаю Сашу…

Акентьев и Таня сидели все также, спокойно глядя на Кирилла.

— Он же мог Вову убить! — кричала Вика, и ее нормальная реакция на фоне всеобщего спокойствия и равнодушия выглядела странной. Ненормальный! Псих! Убийца!..

— Вова, что ты стоишь? — не выдержал Акентьев. — Я, что ли, должен успокаивать эту истеричку? Возьми ее и уведи куда-нибудь подальше. С мамой познакомь. Ведь у тебя такая хорошая мама, в Библиотеке академии наук работает. Но сначала заткни ей пасть чем-нибудь, чтобы она не верещала. Хоть минетом…

Таким словом закончилась эта странная сцена. Все как-то оживились. Вика успокоилась, а Таня вспомнила, что приближается Новый год.

Акентьев встал и подошел к Кириллу.

— Ну, как здоровье родителей? — спросил Саша, криво улыбаясь. — Я так привык разговаривать по телефону с твоей мамой… Как ее давление?.. А ты совсем не изменился, все такой же… Ладно, до Нового года уже сорок минут. Я, вообще-то, достал тебя по делу — книжку доктора Вольфа по боевому дзюдо хочу вернуть… Шучу! У меня к тебе серьезный интерес.

Нужен мне надежный человек, напарник, на одном денежном месте. Человек творческий с фантазией, понимающий в музыке и вообще в жизни. А главное, чтобы был мне другом. Ведь ты мне друг? А?

— Да, друг, — ответил Кирилл.

Неделю назад на лабораторных занятиях по сварочному делу он стучал электродом по стальному уголку, добиваясь веселого, шипящего, как шампанское, разряда. Теперь он узнал его, увидев в сыром купчинском воздухе на фоне блочных домов, которым больше всего ранней весной подходило название сирые. На этом повороте все трамваи искрили.

Сыро, серо, сиро… И вдруг вспыхивает звездочка, как привет из мира другого вещества. Там, в ином мире, все бежит, вспыхивает, переливается. Там яркие световые вывески, неоновые рекламы, яркие краски, сверкающие витрины. Там все выставляется напоказ — товары, развлечения, женщины… А тут сыро, серо, сиро…

— Дима, закрой балкон — дует…

Хорошо, что Сагиров, когда курил, не заметил, что балкон в его комнате тоже ложный только едва выступающая перегородка за дверью, даже том Большой Советской энциклопедии не поместится. Или поместится?

— Дима, ты что — решил энциклопедию выкинуть? Куда ты ее потащил?

Двоюродная сестра совсем достала. Повадилась приезжать в гости каждую пятницу. Говорит, что в их доме отдыхает душой. Еще и года нет, как вышла замуж, а уже надорвалась душевно. У нее муж, свекровь, попугай, две собаки южнорусские овчарки. Ленка — худая, поджарая, с редкими длинными волосами, а все равно, хочет — не хочет, а напоминает теперь серую, южнорусскую овчарку. Чем? Характером, интеллектом, мировоззрением? Но чем-то очень-очень напоминает. Сирую овчарку. Стоит такая у забора, мокрая, смотрит несчастно, как овечка, вода по ней стекает, а чуть подошел и протянул руку, как цапнет…

— Хочу вот выкинуть том на букву "С" с твоими любимыми собаками.

— Что ты делаешь? С ума сошел! Отдай сюда!

Опять поцарапала руку. Царапины от ее ногтей вздуваются и долго не заживают.

— У меня на тебя аллергия. Видишь?

— Выпэй, Дима, димедрол, снова будэш, как арол, — произнесла Ленка с кавказским акцентом.

— Старо. Придумай что-нибудь поновее.

— А что ты хочешь от старой, потрепанной жизнью, женщины? Все у нее в прошлом…

— Что я хочу?

Неожиданно у Димы Иволгина мелькнула в голове отличная идея.

— Ленка, а что если ты на какое-то время станешь мне не двоюродной сестрой, а.., ну, просто моей.., этой.., возлюбленной, что ли?