Дикие псы - Иван Сербин

— Воспользуюсь, — бормотнул Жигулов. — Обязательно. Не то чтобы он не уважал профессионального мнения Олега, но в своих делах предпочитал пользоваться своим же умом. Оперативник все понял. Поднялся с ленивой грацией уссурийского тигра.

— Воспользуйся, воспользуйся, — сказал, чтобы не обидеть, и пошел к двери. Остановился на середине комнаты: — Да, а со стволами-то что? Не проходят у нас по мокренькому? Жигулов покорно — долг платежом красен — заглянул в заключение экспертов, покачал головой:

— Нет, Олег. Не проходят. Теперь ведь как шлепнут кого-нибудь, тут же пушку и бросают. Кому же охота лишний срок в кармане таскать?

— Это верно, — согласился с тяжким вздохом оперативник. — Ну что ж, раз такое дело… Допрашивать задержанных ты не желаешь, стволы — пустышка… Вернемся к трудовым будням. Он вышел из кабинета, а Жигулов принялся оформлять очередную бумагу. Постановление о выделении дела в отдельное производство. Еще через пятнадцать минут он стоял перед начальником отделения, полковником Ачаловым Михаилом Михайловичем или, как его ласково называли в народе, Михмихычем.

— Товарищ полковник, — талдычил по третьему разу Жигулов. — Мне крайне необходимы люди для «наружки».

— Да я понимаю, голуба, — по третьему же разу с отцовской сердобольностью отвечал Михмихыч, прижимая огромную пятерню к необъятной груди. — Понимаю. Но и ты меня пойми. Вас ведь вон сколько, — и обводил свободной рукой кабинет, хотя в нем и не было никого, кроме Жигулова и собственно Михмихыча. — Полное отделение вас. И каждому что-то нужно. Одному оперов в «наружку», второму в засаду срочно народ понадобился, третьему… — Примолк на пару секунд, видимо, не зная, что же именно понадобилось этому третьему, закончил бодро: — Еще что-нибудь. А где взять, голуба? — И в радостном изумлении развел руками, словно бы все сотрудники отделения одномоментно растаяли в воздухе. — Где взять-то, а? Скажи? Мне каково? Нету у меня людей, — взывая к ментовской совести, увещевающе заканчивал он. — Не-ту. Разве я отказал бы, голуба? Но… Чего не могу, того не могу. Пойми, заняты все. У каждого по полтора десятка своих дел, куда там чужие. Эти бы разгрести. Да ты не обижайся, голуба, не обижайся. Я же к тебе со всей душой.

— Товарищ полковник, — упрямо повторял Жигулов. — Мне нужны люди для «наружки». Чистое дело. Показатели опять же.

— Это с пистолетами? Или с баксами фальшивыми? — хитровато приподнял бровь Михмихыч.

— Откуда информация, товарищ полковник? — насторожился Жигулов.

— От верблюда, голуба. Сорока на хвосте принесла. Мне, голуба, по должности полагается знать все, что в нашем царстве-государстве делается. Так что? С долларами дельце?

— С долларами, — кивнул Жигулов.

— Ты и постановление уже, наверное, выписал, да? — с деланным сочувствием кивнул Михмихыч.

— Выписал.

— Зря.

— Почему?

— А потому, что с делом этим линейщики с Курского разбираются, — объяснил Михмихыч. — Они начали, им и карты в руки. И попутного ветра. Вот ты им заключение экспертизы по долларам этим отправь и вперед. К трудовым подвигам. У тебя ведь, голуба, если не ошибаюсь, дело об угоне уже практически в стадии обвинительного заключения? Нет?

— Да.

— Вот. Опять же за пушки возьмись. Тем более что и бегать никуда не нужно, и «наружку» ставить. Вон они, твои подопечные, в КПЗ прохлаждаются. Кстати, — озаботился он вдруг честью мундира. — Ты им постановление о привлечении-то когда предъявил? Вчера? Или сегодня утречком? Знал Михмихыч о том, что постановление еще не предъявлено. Знал, конечно, иначе и спрашивать бы не стал. Но бил «в десятку», точнехонько. Любил полковник эффектные ходы.

— Не успел еще, — скрипнул зубами Жигулов. Убедить в чем-либо Михмихыча означало, по меньшей мере, совершить подвиг. Тот, не мытьем, так катаньем, добивался своего. Пудрить мозги полковник умел, как никто другой. Потому, наверное, и стал начальником отделения.

— Не успел? — деланно изумился Михмихыч. — Вот тебе и на, бабушка, Юрьев день. А говорил, заняться нечем.

— Это не я говорил. Это вы говорили.

— Ну я говорил, — легко согласился полковник. — Какая разница? Вот и займись, займись. А то непорядок, голуба, получается. Сутки, почитай, люди в КПЗ парятся и даже не знают, за что.

— Эти знают.

— Тем более. Официально, голуба, надо все оформлять. Официально. Без бумажки мы… кто? Правильно, букашки. На тебя же потом адвокат налетит, аки коршун. На каком, мол, основании?.. — Вздохнул тяжко, заботливо. Ну ни дать ни взять — отец родной. — Так что давай, действуй. Вот прямо сейчас и займись.

— Значит, не дадите людей?

— Голу-уба, я же тебе уже пять раз объяснил. Дал бы, мне не жалко. Но не-ету. Понимаешь? Не-ету. — Михмихыч подумал и добавил уже тверже: — И весь сказ.

— Разрешите идти? — холодно спросил Жигулов.

— Обиделся все-таки, — пробормотал озадаченно Михмихыч. — Странный ты человек, Анатолий Сергеич, ей-Богу. Тебе объясняешь, объясняешь, а ты… — Посмотрел на Жигулова снизу вверх, обреченно махнул могучей лапищей. — Иди, иди. Чего стоишь? Нету свободных людей. Иди, работай. Жигулов вернулся в свой кабинет, тяжело плюхнулся на стул, посмотрел на серую папку «дела». Вот так и гробятся благие начинания, подумал он. А потом ведь удивляться будем, что это у нас мошенничество махровым цветом расцветает? Как же так? Что такое? Да тут что хочешь зацветет. То людей нет, то законов. Зазвонил внутренний телефон. Жигулов снял трубку.

— Слушаю.

— Сергеич? Это Амелин. Тут ответ пришел из Центральной, на Ледягина.

— Да, Миш. Есть на него что-нибудь?

— Ничего.

— Что, совсем ничего? — недоверчиво переспросил Жигулов. Он-то ожидал хоть каких-то крупиц, а тут…

— Совсем, Сергеич. Приводов не имел и даже в детской комнате на учете не состоял.

— Этот парень что, на другой планете рос? — пробормотал Жигулов изумленно.

— Не знаю, — усмехнулся Амелин. — Может, и на другой, раз ничего нет.

— Ну понял, — Жигулов был разочарован. Хорошенькое подспорье в деле. Он открыл папку, достал паспорт Дмитрия Павловича Ледягина. Студент института культуры. Вроде благополучный участок. «Яма»[2]где-то в том районе имеется, ходила такая информация, а вот чтобы фальшивые баксы всплывали… Нет, не припоминал он такого, как ни старался. Вообще-то у Жигулова с самого начала появились сомнения в том, что Ледягин лично «гравирует». Маловероятно. Но то, что он как-то связан с изготовителем купюр, — факт. Возможно, кстати, именно Ледягин Дмитрий Павлович «отметился» на Курском. Хорошая версия. Имеет право на существование. Вот только ему, Жигулову, от этой версии ни жарко, ни холодно. Людей для «наружки» ему так и не выделили. Самому заняться слежкой? Так ведь это только в кино да в книжках все гладко, просто и быстро. А в жизни… Во-первых, непонятно, сколько придется «топтаться», а ему надо заканчивать дело с угоном. Иначе Михмихыч живьем съест. Кажущаяся простота полковника не обманет и крокодила. Во-вторых, если Ледягин действительно связан с изготовителем фальшивок, значит, будет осторожничать. «Наружку» из трех человек заметить сложно. Из пяти практически невозможно. При условии, что она грамотно выстроена, конечно. А вот «одинарный хвост» вычисляется элементарно. Стало быть, можно гражданина Ледягина и спугнуть. Тот, в свою очередь, спугнет поставщика «гравюр». По всему получается, что дело придется отложить. Жалко. Можно было бы лишнюю галочку в отчете нарисовать. Сейчас не старые времена, конечно, но отчетности-то никто не отменял. Осталась, родимая. Жигулов решительно придвинул к себе телефон и принялся набирать номер районной юридической консультации. Ладно, думал он, терзая клавиатуру потрепанного «Панасоника». Сегодня закончим оформлять документы по делу об угоне и о конфискованном оружии, благо здесь все ясно, а завтра, на свежую голову, решим, что с фальшивками делать.