Одна отдельно счастливая жизнь - Виталий Вольф

Поездка дала мне много тем для размышления, но, честно сказать, уезжал я с облегчением. Последние недели я отчаянно скучал и жалел о потерянном времени. Для работы не было ни часа, да никто ее от меня и не ждал. В конце моего пребывания открыли две выставки – живопись и плакат. Народу было много. На последнюю неделю приезжала Таня, и в Москву мы вернулись вместе.

Прошло два года со времени первого визита в Зальцбург, и вот я снова трясусь в вагоне поезда “Москва – Вена”. На сей раз занимаю целое купе, забитое рулонами больших абстрактных картин. Подрамники – рядом, в связках. Едуне знаю даже к кому, по переписке с каким-то коллекционером, который купил 13 моих работ у Зигмара, но ему зачем-то нужно еще 30 штук. Чудеса да и только! Накануне с большим трудом поставил визу в австрийском консульстве – снова вмешалась История.

Глубокой ночью 19 августа 1991 года я выхожу в приподнятом настроении, после бурно проведенного юбилея одного старого знакомого, из подъезда во дворе респектабельного дома в самом начале Кутузовского проспекта. Мне нужно было срочно домой – у меня уже был взят билет в Вену, в Австрию, на 20-е число, а в это утро мне нужно было идти за визой в посольство. Я по-английски тихо простился с хозяином и вышел. В ушах еще стоял общий нетрезвый хор возбужденных голосов. Наконец-то, наконец-то хоть какая-то жизнь началась!”

Я выхожу на Кутузовский и прямо перед собой, чуть правее, у въезда на мост вижу что-то родное – черную грозную громаду тяжелого танка, с открытым люком и фигурой танкиста на башне. На другой стороне проспекта, в тени дома, угадывался еще один танк, с орудием, направленным на мост. Я рассчитывал поймать такси, но проспект был пустынен, а идти пешком через мост как-то страшновато. Но вдруг слева послышался глухой рокот, я вгляделся – по осевой шла медленно колонна бронетранспортеров. Тут я решился – и припустил бегом через мост, до СЭВа. Напротив, у Белого дома, видны были кучки людей, но может быть, были и танки. У Горбатого моста стояли крытые грузовики. Было очень тревожно.

Утром, прежде чем идти в посольство, я все-таки решил посмотреть: что же в центре? На Манежной стояла огромная толпа, кто-то выступал с трибуны в защиту Горбачева. Раздавали машинописные небольшие листочки с призывами не поддерживать ГКЧП и с подписью: “Президент РСФСР Б.Н. Ельцин”. Возле Манежа я взял на память листовку – и бегом на Кропоткинскую, в Австрийское посольство. Там столпотворение. С трудом пробрался прямо к консулу, потрясая своим каталогом: “Я художник, у меня выставка!” Консул посмотрел каталог и даже пошутил: “А вы не родственник того Вольфа, который основал Зальцбург?”

Но вот я в Вене, жду своего шефа, который едет из Зальцбурга на авто, а это 300 км автобана. Ко мне прилип какой-то русский – изможденный, в одной рубашке, без копейки денег. Ему надо в Инсбург, это 650 км от Вены – и он ждет от меня помощи. Отсидел в Минске много лет “за политику”, по 58-й статье. Как я ему помогу? Я пока тоже без копейки.

Появляется мой коллекционер: жесткий, сухой человек, резкий, без сантиментов. Пытаюсь ему что-то объяснить о русском. Бросает только один острый взгляд, и – “пусть едет”. Грузимся в фургон, едем, через час остановка – “на кофе”. Входим в огромный зал ресторана самообслуживания. Шум, толпы людей, ароматы еды. Наш “русский” бледнеет и падает на пол. Тут же врач – “голодный обморок”. Кругом толпа. Шеф хмурится, но сам приносит ему блюда. Приехали в Зальцбург, на вокзал – что дальше. “Русского” никто не встречает, а у него приглашение какого-то фонда. Шеф на грани взрыва – однако покупает узнику билет – $ 50 – “Высчитаем из гонорара при расчете”.

Так началось мое второе покорение Зальцбурга.

В первые же дни моего пребывания я понял, что этот визит будет совсем не похож на первый. “Шеф” герр Wolfgang Н. Сразу объявил, что на таможне заплатил $800 пошлины за мои картины и вычтет их из стоимости. Он представляет мне спальню, кухню и мастерскую, но стоимость вычтет из гонорара. И т. д., и т. д. Он был юристом, владельцем фирмы. А я буду жить фактически рядом с его офисом, получать суточные, в остальном полностью свободен, а ему “некогда мной заниматься”. По-русски он не знал ни слова, переводил один из его клерков. На этом мы с “шефом” расстались, и первые две недели я его вообще не видел. Стояла прекрасная теплая осень, я гулял по городу, по огромным окрестным паркам. В городе было много галерей; одна из них, в центре, пятиэтажная, в тот месяц была занята огромной выставкой графики Пикассо. На фоне этого изобилия искусства я с ужасом думал, что же могу предложить своему работодателю для выполнения контракта на 30 работ. Я никогда всерьез не занимался живописью на заказ, у меня не было в этой области никакого опыта. А в коллекции г-на Wolfganga Н. – прекрасные работы Толи Зверева, Немухина, Мастерковой и др. Много было, правда, и ерунды. Решил оттолкнуться от ташизма, как-то совместить его с символизмом, который в Европе всегда популярен. В общем, создать нечто эффектное и загадочное, ни на кого не похожее. Легко сказать! Проблема в том, что и холсты, и краски – всё не такое как у нас. К тому же в Зальцбурге только любительские материалы, все настоящее – в Вене, в Париже. Но делать нечего, надо взять себя в руки и – в атаку, вперед! Писал всё без эскизов, по вдохновению, по 2–3 дня на картину, до поздней ночи. “Шеф” особо не мешал, но постоянно спрашивал: “Дас ист фертиг? То есть это закончено?” К исходу второго месяца мой коллекционер стал приглашать журналистов и своих друзей посмотреть “продукт”. Господа-гости очень удивлялись, хвалили, приценивались. Но “шеф” ничего не хотел продавать, ему нужна была, оказывается, только популярность. В местных газетах стали появляться заметки, фотографии картин. Стали делать рекламные выставки, как здесь тогда было принято, по 5–6 картин – в ресторанах, торговых центрах. Здесь это называлось странно – презентация. Иногда приходилось выступать по 2–3 минуты. Всегда просили сказать “два слова по-немецки”. И везде пили много пива. Шеф стал таскать меня на разные празднества, вернисажи, даже на юбилей Клуба нудистов, где они с женой состояли. Это было нечто, похожее на фильмы Гринуэя: три часа все мы веселились, ужинали, танцевали, купались в бассейне – как Адамы и Евы. Однако никаких фамильярностей, всё чинно и невинно.

В конце третьего месяца сделали большую выставку к открытию сезона в Галерее бриллиантов г-на Broodik. К этому времени “шеф” все мои живописные холсты одел в широкие рамы из белого дерева по $ 300 каждая. Это было очень эффектно: работы успокоились и засверкали.

В день открытия выставки на вернисаж собралась шикарная публика в смокингах и вечерних туалетах – местная аристократия, много представителей русской диаспоры: граф М. Стахович, баронесса Врангель, герцогиня Богемская. Зал, белые скатерти, шампанское, икра, русские закуски, блины, даже горячие пельмени. Официанты были одеты гусарами. Открывал выставку вице-бургомистр словами: “Моего интеллектуального багажа не хватает, чтобы оценить все идеи и ассоциации этого русского художника из страны ГУЛАГа и Горбачева”. “Шеф” мой от радости, хорошо выпив, опрокинул стойку с бриллиантами. Все были в восторге, хором собирали. А я чувствовал себя как в Москве.