Бабочка на огне - Елена Аверьянова

Ну, ничего, еще будет случай, скажет. Припомнит ему разнос и допрос.

— Ну, все, что ли? Можно мне теперь уйти? — спросила Леночка дядюшку Гришеньки, ударив голосом по слову «теперь».

— Пятнадцать минут «спокушки» идут, — стал что-то высчитывать Василий Сергеевич.

Леночка не уходила, ждала. И Гриша без мамы не шел спать.

Басманов-Маковский очнулся, опомнился. Тяжко ему, вот и озверел совсем. Родных своих, самых беспомощных, кого защищать должен, подверг обструкции, устроил, понимаешь, суд Линча.

— Идите, — сказал громко, а вслед прошептал: — мои дорогие, мои славные. — «Леночке, — подумал, — подарю завтра золотую безделицу. Она и забудет сегодняшний день. Леночка — добрая. Глупая, но добрая. Гриньке тоже придумаю классное развлечение. Артем меня за этот разговор простит».

Дети ушли. Басманов-Маковский закрыл глаза, начал подсчитывать, сколько времени было в запасе у Златы от момента, когда она уехала из дома на желтой, заметной машине до приезда его, Василия Сергеевича. Пятнадцать минут. Чего тут считать? Пятнадцать минут идет передача «Спокойной ночи, малыши». Спокойной ночи, Артем Сергеевич. Прости меня за худые мысли о Злате. Даже если она оставила машину за углом дома, в кустах, и вернулась, прошмыгнула в калитку, обратно, то и тогда не смогла бы спокойно убить Артема. Потому что в саду в тот момент находился Сережа, стучал топором. Стоп. Гриша сказал, что — уже не стучал. Что же он делал? Что бы ни делал, он был в саду, на своем рабочем месте, когда сам Василий Сергеевич приехал. Сережа был в саду, в руках у него — не топор. Что же он держал? Молоко. Бидон с молоком.

Василий Сергеевич крякнул, будто подавился. Очень хотелось ему вскочить и забегать по веранде, закружиться волчком. Он был режиссер и раскрыл преступление. Если бы он снимал фильм о тяжком преступлении, срок за который — лет десять, имея исходные данные, аналогичные убийству брата, он придумал бы эти детали. Детали решают все. Бидон молока. Кулон в виде Льва. Златин кулон. Она потеряла его в тот же момент, когда умер Артем. Злата тоже сейчас режиссер. Очень хороший, надо сказать. Судя по фильму, снятому ей. Фильму, отправленному на фестиваль, на внеконкурсный показ молодых талантов. Злата — чудовище, но она — Басманова. Артем — брат, но он мертв. Василий Сергеевич режиссер, но он раскрыл убийство Артема. И самое главное «но» — об этом он никому не скажет. Даже Злате. Бедная девочка. Как ей жить-то теперь?

Василий Сергеевич устал. Ему очень хотелось уехать отсюда — от Златы, от дома, от сада. Но он, как проклятый, продолжал вспоминать тот убойный день — иначе его не назвать, если видеть своими глазами кровь и седые волосы Артема на топоре. И каждая новая деталь, ранее пустяковая, ранее — сама по себе ничего не значащая, соединившись теперь с другими самостийными деталями — господи, как их много, как их проглядела милиция, — образовывала, дополняла крепкую цепь преступления, да, может быть, и — не одного. Василий Сергеевич растерялся, побоялся запутаться в мыслях о Мирре и статисте, о котором у Златы спрашивал только что настоящий следователь по фамилии Раскольников. Раскольников — это тот, что старушек убил, зарубил топором век назад. Теперь вот спираль времени сделала новый виток — Злата убила старичка, топором зарубила отца. Жестокое время, особенно для молодых.

Василий Сергеевич понял, что пытается Злату оправдать, поминая время. Но, помимо его воли, вспоминалось, как в тот день, хуже которого в его жизни не было, Артем позвонил брату, сказав, что хочет с ним посоветоваться на важную тему.

— Это касается только троих — меня, тебя и Златы. Дочь уже приехала. Если можешь, не задерживайся.

А он задержался. Через час ему позвонила Злата, спросила, где именно он сейчас.

— В дороге, — ответил Василий Сергеевич.

— Где именно? — опять уточнила Злата.

Басманов-Маковский назвал поворот, от которого до поселка, где жил Артем, езды было двадцать минут.

— Она высчитывала время, успеет ли убить до моего приезда, — сделал вывод Василий Сергеевич. Он сделал, он сделал вывод. Как же ему-то с ним жить?

Можно было разложить убийство Артема Златой по минутам, по полочкам, засунуть каждую детальку-улику на свое место, но — зачем? Это — дело милиции, важного Матвея Исаевича — детальки незначительные выискивать и превращать их в существенные, в неопровержимые улики.

За это Матвею Исаевичу — слава, почет, награда от президента. Василию Сергеевичу одно осталось — понять, почему Злата убила? О чем говорил с ней Артем, не дождавшись брата? На сумасшедшую Злата не похожа. Сумасшедшие такие хорошие фильмы, как она сняла, не делают. Сумасшедших не посылают на кинофестивали в качестве молодых талантов России. В любом случае, Гришу и Леночку надо отсюда увезти до поры до времени.

Вынув из внутреннего кармана легкого летнего пиджака коробочку, Василий Сергеевич открыл ее, посмотрел на золотой кулон в виде Льва — знак Златы по гороскопу.

— В любом случае… В любом случае…

Катюша осталась на веранде одна. Басманов-Маковский, плешивый старик с крашеными черными усами, забрав своих родственников и их вещи, уехал в срочном порядке. Как будто бежал и опаздывал. Злату с собой он не взял. Как следовало из подслушанного Катюшей разговора Басманова-Маковского с Леночкой о дне убийства Артема Басманова, Злате режиссер не доверял. Потому и не взял.

«Вот так да, — поражалась Катюша, сидя на веранде, отдыхая, — окно сверкало, выделялось чистотой и прозрачностью из остальных окон дома. — А мне-то что делать теперь?»

Беседа Катюши со Златой в том виде, в каком раньше ее представляла Маслова, надеясь еще на случайное совпадение событий, теперь абсолютно стала невозможна. «Бить» на порядочность Златы, просить ее замолвить за Катюшу словечко перед милицией, сказать правду об их «сотрудничестве», Златы и Катюши, в Любимске — значило подвергнуть свою жизнь еще большей опасности, чем та, которая ей сейчас угрожала.

Злата убила отца, переступила запретный порог. Так поняла Катюша, моя окно и слушая голос усатого режиссера, который все спрашивал, спрашивал Леночку о том дне и о Злате, хотя уже было ясно-понятно, кто виноват и что делать. Катюшу так и подмывало выйти из своего укрытия, предстать перед светлыми от очевидной боли очами Басманова-Маковского и сказать ему:

— Хоть вы и большой, известный режиссер, и многие ваши фильмы мне нравятся, а не знаете того, что мне известно, как Злата в траве пряталась после того, как вашего брата топором убила.

Катюша вздохнула.

«Если бы Басманов-Маковский заговорил в милиции, да Сережа — вслед за ним, через хорошего переводчика для глухонемых, да я бы рассказала, как Злата дискету искала у Мирры, все бы тогда и сошлось на ней. Кроме пистолета «ТТ». Как ни крути, пистолет у меня.

А если его обнаружат у Златы, в этом доме? — внезапно спросила себя Катюша. — Подбросить «ТТ» для меня — пара пустяков. Принесу и подброшу. Какая я стала сволочь! Но что же мне делать?» — думала она, бежала по жаре, не замечая, что тушь потекла, что парик самую малость свалился с макушки, набок съехал, обнажив родной цвет Катюшиных волос.