Ашхабадский вор - Александр Бушков

Мужская сущность, как не забивай ее внушением, жила своейпараллельной, несовместимой с текущим моментом жизнью. Ну, казалось бы,насквозь не место всяким глупостям и иным мыслям, помимо боевых. Но вотрядышком пролетело, изогнувшись стеблем бамбука, гибкое тело первой флейтистки,свыбритым лобком, и взгляд невольно поволочился за ней. Вот Алексей опередилкрасавицу в индийском стиле – круглобедрую, пухлощекую, пышногрудую, –которая вдруг поскользнулась, на секунду приняв такую позу, что... А вот егообнаженного плеча коснулась небольшая острая грудь, и ворохнулось внутри... даи снаружи тоже. Так, глядишь, примут не за диверсанта, а за сексуальноготеррориста, блин...

Так, а где, собственно, шах?

А, вот он, ублажитель и повелитель. Шах выскочил на берег,окруженный своими наложницами (или кто они ему там). Прикрывается, гад. Грамотно.Таксисту его не выцелить. Даже если Гриня начнет лупить по женщинам, у шаха всеравно будет время.

Второго шахского телохранителя Алексей увидел, когда следомза всей купальной братией выскочил на берег. Блондин лежал, опрокинувшисьнавзничь, входное пулевое отверстие располагалось точно посреди его лба.Молоток Гриня, здорово сработал. Надо думать, этого умельца он снял первым –как наиболее опасного.

Наперерез Карташу выскочила разъяренная фурия. Распущенныеволосы, широко распахнутые яростью глаза – черт побери, прям шамаханскаяцарица, пышущая яростью на вторженца, потревожившиего покой ее возлюбленного!«Как ты прекрасна в гневе, любовь моя», – абсолютно не к месту вспомнилосьоткуда-то. Но – не до церемоний теперь и не до классических цитат. Увернувшись,Алексей подсек ее под обольстительно голую лодыжку и понесся дальше.

А вот еще одна еммануель бросилась на защиту своегообожаемого повелителя. С нею Карташ обошелся жестче – полоснул лезвием попредплечью. Хватило. Она охнула, отпрыгнула и выпала, вытаращив полные испугаглаза на рану.

«Извини, красавица, таковы условия игры, – мысленносказал ей Алексей. – Рана пустяшная, заживет – не заметишь как.Искупаешься еще разок в чудо-озере, и на глазах затянется розовенькой кожицей».

Что не позволено шаху – разрешено старлею. В том смысле, чтошаха Гриневский, в отличие от Карташа, к телохранительским пистолетамподпустил, но и не пристрелил, как падлу. Так что Алексей скоренько выдрал изладони бородача в английской портупее девяносто вторую «беретту», модель «Ф» напятнадцать патронов. А что, классный шпалер перепал! Из жесткого неподатливогокармашка на кобуре он выхватил запасную обойму, тут же на бегу вставил ее,выщелкнув старую. Кто знает, сколько раз успел нажать на курок бородач, может,и все пятнадцать…

А Гриневский не подпускал к бесхозному оружию не толькошаха. Та самая флейтисточкапопробовала было подобраться к снайперскому винтарю,валяющемуся рядом с блондином, но дважды у ее ног дзенькнули пули, и онаотступилась.

Алексей преследовал шаха. Но преследовал гораздо медленнее,чем мог бы. Как ни странно, Карташ опасался простоты. Потому что стань всепросто, то есть бухнись шах на колени, начни просить пощады или простомолиться, вот так взять да за здорово живешь пристрелить несопротивляющегосячеловека – это, знаете ли, не всякий... Распаляй не распаляй себя, что этотмоджахед гонит наркоту, губит наших детей, на их смертях делает деньги, что воимя спасения близкого человека можно… и так далее, а палец может просто-напростозакостенетьна курке, и не сдвинешь, как ни пытайся. Карташ боялся в себепотомственного офицера, генов деда и отца с их понятием чести, засевшим вподкорке. Одно дело грохнуть вражину в бою, во имя идеи или когда реальноспасаешьблизкого человека, и совсем другое – когда условия спасения близких и самогосебя опосредованыи ты фактически исполняешь малопочтенную роль палача. Такимобразом, мы имеем еще один психологический барьер, который надо сломать илиперехитрить.

Короче, Алексей, отставая, давал шаху возможность добратьсядо своей одежды. А под ней у него не может не быть оружия.

Все карташские проблемы мог бы снять метким выстреломТаксист – если б не три наложницы, бегущие следом и нагими телами егозаслоняющие. А по женщинам Гриня не стрелял. Тоже мне благородный, блин.

Пестрый ворох шаховых шмоток валялся посреди молельни, точнов углублении для жертвенника. Шах влетел в круглую беседку, прыжком одолелпоследние метры, опустился на колени и сунул руку под одежду на полу. Одна изобнаженных гурий, что вбежали в молельню вместе с повелителем, сразу обессилела– видимо, подкосил нежданно-негаданно обрушившийся… точнее, всплывший из озеракошмар, – опустилась на каменный пол, прижалась к стене и обхватила коленируками, дрожа, что твой заяц. Две другие, молельню пробежав, выскочили наружу сдругой стороны и понеслись вдоль колоннады.

Алексей взлетел по выбеленным солнцем, растрескавшимся отвремени каменным ступеням. «Ну чем не натуральное античное приключение, –отстраненно подумалось ему. – Голые в руинах, Тацит отдыхает…»

Шах повернулся ко входу, в его руке матово блеснул металл.Пушка. Вот это другое дело…

Алексей вскинул трофейную «беретту» и выстрелил. Дернулась владони огнестрельная машинка, рыбкой отскочила гильза…

И впервые в жизни Алексей увидел прелести рикошета. Онпромазал первым выстрелом. Однако пуля, отбив кусок исторически бесценных руинпрямо перед стоящим на коленях шахом, срикошетила и угодила тому в живот. Шахтак и не успел вдавить курок. Он выронил массивный, какие любят использовать вгангстерских фильмах, инкрустированный золотыми пластинами пистолет и завалилсяничком.

Второй выстрел Алексея Карташа оказался уже излишним,оказался контрольным.

Теперь последний, но обязательный штрих. Без которого, какбыло сказано, нам не поверят. Карташ нагнулся над шахом. Вот он, тот знаменитыймедальон на цепочке. Действительно, никакого замочка, снять можно только сголовой. Ну это, извините, восточные крайности. Мы люди западные, нам ближеиные способы. Благо подходящим инструментарием мы вооружены. Армейский нож –это вам не только чтоб пырять, это вам много чего в одном флаконе…

Состыковав клинок и ножны соответствующим образом,простейшими и одновременно действенными кусачками он перекусил цепочку. Безвсякой брезгливости сунул медальон в рот и помчался к озеру. Бултыхнулся сразбегу в озерную воду.

Он уже почти добрался до каменного дна, когда его дважды, синтервалом в секунду, долбануло под лопатку и в ногу. Это было больно. Будто совсего маху кто-то влепил ломом. А рядом пронеслись, обогнав Карташа, похожие натугой белесый жгут струи.

Пули.

Пули, выпущенные из обычного стрелкового оружия, в водетеряют убойную силу. Было бы не так – всплывал бы уже Алешенька Карташ наповерхность с пулевыми пробоинами под лопаткой и в ноге. Толщи воды сработаликак бронежилет, смягчили удары. Правда, попади эти вильгельмы телли в голову –послали бы старлея в форменный нокаут. А нокаут под водой – это совсем не то,что продлевает жизнь и делает ее веселой и беззаботной.