Ашхабадский вор - Александр Бушков

– Давай ничего не брать, не трогать и не ломать, –серьезно сказал Гриневский. – Не хватало нам еще банды мстительныхрелигиозных фанатиков, уперто прущих по следам. Это тебе не греки, у которыхиз-под носа твои же, заметь, англичане вывезли по частям Акрополь или Парфенон,уж запамятовал что именно, а греки – эллины, заметь, мать их! – мало тогочто не воспрепятствовали, так и до сих пор лишь изредка поноют: «Отдайте,отдайте», – их пошлют, они и заткнутся... А вот укради кто или разрушьмусульманскую святыню, земля у того под ногами будет гореть. Найдут, под землейдостанут. На перо поставят, семью вырежут. Или всю жизнь будешь по норамховаться, с места на место переползать, как этот, Салман... не Радуев, адругой... как его там... который Коран обстебал...

– Салман Рушди, – подсказал Карташ.

– Во-во. Это жизнь, что ли?

Немного помолчали. Откуда-то издали донесся долгий треск,словно ворочаются во сне древние горы, старчески похрустывая каменнымисуставами.

– Я скажу, начальник, почему тебе вдруг вспомнились тепарни из кино, – нарушил молчание Гриневский. – Потому что тащишьсяты от всего этого, прет тебя от такой житухи. Болтаться между жизнью и смертью,шагать по неизвестности на адреналиновом марафете. Тебе по жизни нужна погоняза сокровищами, без дома и мыслей о доме, не расставаясь с оружием, и чтобникто тебе запреты не чинил.

– Ну, допустим, – Карташ повернулся, чтобы броситьв огонь докуренную до фильтра сигарету. – С оговорками, конечно, нопринимается. А ты? Если б тебя тоже не тянуло, ты бы не вписался в этуавантюру?

– Я-то? – переспросил Петр. – Ты, начальник,не можешь поставить себя на мое место, ты рассуждаешь как вольный.

– А ты сейчас разве не на свободе?

– Хрена. Несвобода – это не только крытка, не толькозона. Вот смотри, я тебе покажу разницу между нами. Допустим, ты сейчасрешаешь, что все, шабаш, с тебя довольно. И делаешь ноги в Москву. Там тывытаскиваешь из запасной колоды всех своих корешей... Кстати, наводку дам:заверни в Генкину контору и слей информашку про то, где платина заныкана.Возможности у конторы нехилые, хватит, чтобы ящички вытащить. И получишь полнуюотмазку. В худшем случае, тебя попрут со службы, а то и не попрут, а еще иповысят… На мне же висят срок и побег. И покровителей у меня нема. Поэтомузавернут меня обратно в тюрягу, где мной с ходу плотненько займутся шестеркиПугача. Ну, допустим на секунду, что при фартовом раскладе не вернут, аосвободят. Тоже не выход. На хазу к жене вернуться не получится, там меня опятьже выловят или люди Пугача или хозяева прииска, которые тоже, думается, мутятсейчас свое следствие. Да и жену я подставить под удар не смогу. Значит, нет уменя другой дороги, только одна. Одна дорога и никакого выбора – что это, какне несвобода?

– Мог бы я с тобой поспорить, – сказалКарташ, – да как-то лень. И, главное, незачем. Все равно ничего неизменишь. Все равно завтра нам с тобой предстоит добывать свободу не себе, такнашим женщинам, и ничего тут уже не изменишь.

– Тогда давай, начальник, тянуть спички, кому какуюсмену стоять, и – на боковую...

Жилище отшельника они увидели наутро. Оказывается, они недошли до него метров восемьсот. Но кто же знал! Жилище то представляло собойпещерку, выдолбленную в скале. С комфортом жил старец, ничего не скажешь. Авскоре подобные жилища стали попадаться частенько. Некоторые располагались таквысоко, что приходилось только затылок чесать: как же затворники тудазабирались, не по отвесной же стене, аки отец Федор? И где хавку добывали? Илиприносил кто, а отшельник поднимал на веревке? Карташ попытался было подключитьГриневского к обдумыванию этих загадок.

– Помнится, у мусульман отшельничество не так развито,как у христиан и прочих религий. Или я чего-то путаю?

На это Гриневский пробурчал под нос нечто неразборчивое.Вроде бы, послал поочередно все религии мира и некоторых умников, которымделать больше нечего, кроме как забивать голову всякой туфтой. Одно было ясно –поддерживать увлекательную путевую беседу про отшельников разных стран инародов он явно не собирался.

– Ну, кажется, переход суворовых через шмальпы подходитк веселому концу, – еще через час пути произнес Карташ, вытянув палец внаправлении гряды, похожей на шипастый хвост ящера.

– Ну да, что-то про такое Недж и говорил, –вглядевшись, согласился Гриневский.

– Доберемся минут через двадцать. Оттуда до чертовойкупальни, по утверждению нашего доброго Неджметдина, еще час продираться черезкакие-то каменные поля и щели. Значит, до полудня, – Алексей взглянул начасы, – в запасе у нас окажется аж целых полтора часа. Не так уж искверно, а?

– Я вот думаю, а не проще ли было разнести то стойбищевместе с Неджем и геройски погибнуть на территории бывшей общей родины, чем таккорячиться, а потом еще и сложить буйну голову на чужбине…

– Вопрос, конечно, интересный. У меня, например,четкого ответа нет. Так что пошли дальше...

Пока их поход проходил согласно предварительно полученномуописанию. Попетляв среди камней, продравшись сквозь щель в скалах и держа курсна самый высокий из «шипов» гряды, они вышли, как и было предписано, к сухомуруслу. Впрочем, это сейчас оно сухое, а когда тают горные снега и озеро –конечная цель их хождения за горы – переполняется, то по руслу журчит-струитсяпоток. Но в данную минуту снега не таяли, и потому ничто не препятствовало двумславным парням проползти вверх по отсутствующему течению.

Начиная с этого самого места, где сухое русло раздваивалось,огибая валун высотою с человека, следовало двигаться только по вычерченному накарте пунктиру, следовало скрупулезнейше выполнять все полученные предписания.Отклонись они хоть на миллиметр от маршрута, хоть в чем-то прояви инициативу –хана, кирдык, секир-башка. Так сказал уважаемый Неджметдин. Кто уж там из егоабреков наблюдал за тем, как обставлен купательный ритуал, сколько раз наблюдалили сколько лет – неизвестно. Но Недж Аллахом клялся, что выставляемые постынеизменны, ни разу не было такого, чтобы часовых расставляли по другим точкам.И именно та кривая, какой они должны одолеть последний участок, пролегает вмертвой зоне. Единственный путь к цели, другого нет.

Солнце медленно, но неотвратимо, как маньяк Джейсон,взбиралось на небосвод. Припекало.

Они скребли брюхом сухое русло невыносимо долго. Каждыйсантиметр давался трудом и самообладанием. Держались середины – самогоглубокого места. Голов – поглядеть, где там часовые и не поднялась ли тревога –не высовывали, не пацаны же, в самом-то деле. Особенно досаждали мелкие камни сострыми краями. Грешников в аду следует не в котлах варить, а заставлятьползать по мелким, острым камням.

Еле ползли секунды-улитки. Ориентир – выступ скалы, похожийна вытянутую вперед гигантскую ногу, – казалось, не просто неприближается, а еще и отступает от них по шажочку. Но главное, конечно, были ненеудобства, а неизвестность. Чертовски неприятно отгонять от себя, точно мух,назойливые мысли: а не обходят ли их в данную минуту, готовя захват илирасстрел…