Союз еврейских полисменов - Майкл Чабон

— Она также не сообщила о вашем прибытии своим братьям и кузенам в других автомобилях, хотя, как видите, это очень легко сделать.

— Крутая шайка-лейка эти Рудашевские, — бормочет Ландсман, но он понимает, что она хотела дать ему понять. — Вы хотели со мной поговорить.

— Неужели? — Она раздумывает, не шевельнуть ли губой, но отказывается от этого намерения. — Это ведь вы вломились в мою машину.

— О, тысяча извинений, мэм! Виноват, я принял вашу машину за шестьдесят первый автобус.

Физиономия Шпринцль Рудашевской отключается от присутствующих, приобретает выражение мистически-философической опустошенности. Как будто она обмочилась в штаны и наслаждается внезапной комфортной теплотой.

— Спрашивают, как у нас дела, мэм, — нежно обращается она к хозяйке. — Интересуются, все ли в порядке.

— Скажи, что все хорошо, Шпринцеле. Скажи, что едем домой. — Она повернулась к Ландсману — Мы завезем вас в отель. Гляну на него. — Глаза спокойные и такого цвета, какого Ландсман никогда еще не видел. Разве что в птичьем оперении да в витражах. — Это устроит вас, детектив Ландсман?

Конечно его это устроит. Шпринцль Рудашевская бормочет в микрофон, а ее хозяйка опускает перегородку и инструктирует водителя. Угол Макса Нордау и Берлеви.

— Похоже, вас мучает жажда, детектив. Уверены, что не хотите имбирного эля? Шпринцеле, дай джентльмену стаканчик эля…

— Спасибо, мэм, я не хочу пить.

Батшева Шпильман играет размером глаз, осматривает Ландсмана внимательно, сравнивает с тем, что о нем слышала. Взгляд быстрый и беспощадный. Из нее вышел бы отличный детектив.

— Вам не нравится имбирный эль?

Машина сворачивает на Линкольн и идет вдоль берега, мимо острова Ойсштеллюнг и мыса раздолбанной надежды Сэйфти-Пин, к Унтерштату. Минут через девять «Заменгоф». Глаза ее топят Ландсмана в склянке с эфиром. Прикалывают к картонке, как насекомое.

— Нет-нет, я от него без ума, давайте, давайте, — спохватывается Ландсман.

Шпринцль Рудашевская протягивает ему холодную бутылку. Ландсман прижимает ее к вискам, перекатывает по лбу, делает глоток, вжимая в себя жидкость, как противную микстуру.

— Вот уже сорок пять лет я не сидела так близко рядом с посторонним мужчиной, детектив, — говорит вдруг Батшева Шпильман. — Просто позор.

— Особенно если учесть, что это за мужчина, — поддакивает Ландсман.

— Не возражаете? — Она опустила вуаль, лицо вышло из числа собеседников. — Мне так удобнее.

— Разумеется, разумеется.

— Ну, — выдохнула она, и вуаль чуть всколыхнулась. — Я и вправду хотела с вами поговорить.

— И я тоже.

— Зачем? Полагаете, что это я убила своего сына?

— Нет, мэм. Но я надеялся, что вы можете знать, кто это сделал.

— Вот как! — Голос звучит так, как будто Батшева Шпильман вызнала у Ландсмана то, что он тщательно скрывал. — Его убили.

— Э-э… Да, мэм, да, его… убили. А разве… А что вам сказал муж?

— Что сказал мне муж… — Это прозвучало риторически, названием какого-то мудреного трактата. — Вы женаты, детектив?

— Был.

— Брак распался?

— Да, лучше не сформулируешь. — Он чуть помолчал. — Да, именно так.

— Мой брак — лучше не пожелаешь, — сообщает она без малейшего оттенка хвастовства в голосе. — Понимаете, что это значит?

— Нет, мэм, извините, не уверен, что понимаю.

— В каждом браке случается разное. — Она покачала головой, вуаль заволновалась. — Сегодня, перед похоронами, был у меня в доме один из внуков, девяти лет мальчик. Я включила телевизор в швейной. Не положено, конечно, но что ж такой кроха-шкоц будет скучать… Посидела с ним десять минут, мультфильмы показывали: волк гоняется за синим петухом.

Ландсман понимающе кивает. Он видел этот мультик.

— Тогда вы помните, как этот волк мог там по воздуху бегать. Он перебирает задними лапами и летит, пока не замечает, что под ним земли нет. Но как только глянет вниз, сразу понимает, что произошло, и камнем падает вниз.

— Да-да, помню этот эпизод.

— Вот так и с успешным браком. Пятьдесят лет я бежала по воздуху. Не глядя под ноги. Вне того, что Бог велит. Не говоря с мужем. И наоборот.

— С моими родителями было то же, — говорит Ландсман и размышляет, протянули бы они с Биной дольше, если бы жили по традиции, по старинке. — Только они не слишком заботились о том, что Бог велит.

— О смерти Менделе я узнала от зятя, от Арье. Но от него я никогда ничего, кроме вранья, не слышала.

Ландсман услышал, как кто-то подпрыгивает, сидя голой задницей на кожаном чемодане. Оказалось, это смеется Шпринцль Рудашевская.

— Скажите мне правду, прошу вас, — сказала мадам Шпильман.

— Гм… Ну… Видите ли, вашего сына застрелили. Таким образом, что… По правде сказать, это было что-то вроде казни, мэм. — «Слава Богу, что она под вуалью», — подумал Ландсман. — Кто убил, мы не знаем. Мы установили, что два-три человека интересовались Менделем, выспрашивали. Весьма вероятно, что нехорошего пошиба люди. Было это несколько месяцев назад. Мы знаем, что он умер, находясь под воздействием героина. То есть ничего не чувствовал. Никакой боли не испытал, я имею в виду.

— Ничего не испытал, — донеслось из-под вуали, на которой появились два темных пятна, темнее черного шелка. — Продолжайте.

— Мне очень жаль, мэм. Жаль вашего сына. Надо было мне сразу сказать.

— Хорошо, что вы этого не сказали.

— Мы знаем, что сделал это не любитель. Но должен признаться, что с пятницы мы не продвинулись в расследовании фактически ни на шаг.

— Вы говорите «мы». Имея в виду полицию Ситки?

Хотел бы он видеть ее глаза в этот момент. Ландсману вдруг показалось, что собеседница с ним играет. Что она знает о его подвешенном состоянии.

— Ну не совсем.

— Отдел убийств?

— Нет.

— Вас и вашего напарника?

— Тоже нет.

— Тогда я, извините, в недоумении. Кто эти «вы», не продвинувшиеся в расследовании убийства моего сына?

— В данный момент… Это что-то вроде теоретического расследования.

— Вот как?

— Предпринятого независимым учреждением.

— Мой зять утверждает, что вас отстранили от работы за посещение острова. Вы якобы проникли в дом, оскорбили мужа, обвинили его в том, что он был Менделе плохим отцом. Арье сказал, что у вас отняли значок.

Ландсман снова прокатил бутылку по вискам:

— Да, это верно. Учреждение, которое я имею в виду, бляхами не располагает.