Заря над Араксом - Андрей Ливадный

Я должен идти вперед. Иного пути нет.

Рауль все отчетливее понимал: единственным шансом исправить ситуацию, перехватить инициативу остается его личная встреча с хозяином мрачного виртуального пространства.

Встреча означает схватку?

Подразумевает, — мысленно поправил себя Шелест.

Он никогда не вступал в единоборство с людьми на уровне виртуальной реальности. На протяжении многих лет его разум вступал в смертельные поединки с кибернетическими системами, но вряд ли в данной ситуации пригодится хотя бы капля накопленного опыта — он находился в пределах информационного поля, сформированного живым сознанием, — здесь все выглядело непривычным, чуждым, не находящим аналогий со структурами машинных сетей.

Нескончаемый тоннель оборвался внезапно.

У Рауля возникло ощущение, будто он прошел сквозь тугую мембрану, и тут же исчезла узость восприятия: перед ним раскинулся сумеречный, лишенный жизни ландшафт, над головой клубились низкие, свинцово-серые облака, под ногами отчетливо хрустел шлак, по бугрящейся, изменчивой поверхности скользили плавные волны искажений, порождая уже более четкие образы: он увидел, как пробиваются из-под наслоений праха мертвые ростки, они деформировались, корчились, обретая толщину стволов, тянулись к низким небесам черными, обугленными, лишенными листвы ветвями, между ними вдруг начали появляться тени — то были призрачные фигуры людей с искаженными агонией лицами.

Жуткое зрелище.

Окружающее пространство расширялось с каждым шагом, приобретая глубину, перспективу, сбивая с толку своей изменчивостью, отсутствием ориентиров, невозможностью избрать определенное направление.

До сих пор Рауль считал, что знает о киберпространстве достаточно много, чтобы не растеряться в любой мыслимой ситуации, но как оказалось — он заблуждался.

Помимо кибернетических сетей, существует иной вид виртуальной реальности, источником которой являлась не машина, а сознание человека, наделенное способностью генерировать фантомный мир.

Ощущение времени окончательно исчезло, утратило смысл физической величины, Шелест уже не отдавал себе отчета, сколько секунд или часов прошло с того момента, как он ступил в пространство сумеречного тоннеля.

Темные, мрачные, гротескные образы окружали его со всех сторон, двигаясь в плавном ритме непонятных коллизий.

Неужели так выглядит сознание изнутри?

Почему столь мрачны краски, тяжелы, изуродованы образы, какая из фобий является их источником?

Миг внезапного узнавания заставил его содрогнуться.

Новая волна искажений исторгла из-под праха контуры зданий, и тут же без промедления болезненно заработала память.

Единственное поселение колонии Треула встретило десантников вязким мраком неосвещенных улиц и нудной моросью дождя.

— Земцов, берешь двух человек, задача — осмотр периметра суспензорной защиты.

— Понял, командир.

Три фигуры в бронескафандрах отделились от немногочисленной группы и тут же растворились в плотном мраке, оставив напоминанием о себе лишь маркеры засечек на радаре А ТК.

— Остальные за мной! — приказал Рауль, избрав в качестве ориентира здание колониального офиса.

Этого не может быть… Неужели наш мир действительно так тесен?

Контур здания становился все более отчетливым, вот на его зыбком фасаде появился логотип рудодобывающей корпорации «Спейсстоун».

Что он должен делать?

Только вперед. Ты же знаешь маршрут, капитан.

Он внял внутреннему голосу.

Знакомый холл. Остановленные эскалаторы. Пыль на пластике искусственных декоративных растений.

Второй этаж.

Серые стены. Распахнутые двери, за которыми в глубине помещений возвышаются неработающие компьютерные комплексы.

Цепкая профессиональная память подсказала нужную дверь.

Он вошел и сразу же увидел ее — безвольно оползшую в кресле, бледную, но живую.

Черты лица молодой женщины врезались в память Рауля до мельчайших подробностей, просто тогда, на далеком Треуле, он не думал о том, что так отчетливо запомнит их…

Имя.

Даша…

Она вздрогнула, разворачиваясь к нему вместе с креслом.

Лоури открыла глаза, и окружающая реальность вдруг взорвалась, словно по хрупким стенам из серого стекла кто-то ударил с неимоверной силой.

Она защищалась.

Жестоко, инстинктивно, как привыкла делать это на протяжении последних мучительных лет своей жизни.

Жизни внутри собственного сознания.

Сюда никто не смел вторгаться, и сейчас фантом незнакомца согнулся от полученного удара, который не в состоянии был отразить, его полупрозрачные руки взметнулись к собственному горлу в тщетной попытке остановить приступ удушья, а она все била мнемоническими волнами, действуя в немом исступлении, зная, что еще немного, и его разум будет уничтожен…

Если бы я могла сделать то же самое тогда на проклятом Треуле. Хлестнуть по чуждым механизмам с такой же неистовой силой…

Нет, тогда она не умела ничего подобного.

Ненависть и безысходность научили ее бешено защищаться при малейшей неосторожной попытке кого-либо прикоснуться к замкнувшемуся, погруженному в самое себя сознанию.

Она смотрела в исказившееся судорогой лицо и вдруг…

Что-то дало трещину.

Далекое, запечатленное на уровне подсознания воспоминание рванулось на волю, словно единственная живая мысль в мертвом, покрытом прахом пространстве.

Она вдруг поняла, что знает этого человека.

Уничтожающие волны на миг остановились, все вокруг застыло, замерло, лишь черты мужского лица все укрупнялись, она с запоздалым ужасом смотрела в его расширенные серые глаза и слышала голос, далекий зовущий голос, который однажды своей непреклонной настойчивостью заставил ее жить, удержал на краю бездонной пропасти, куда рушилось ее сознание.

Он.

Единственный образ, который еще ассоциировался в ее омертвевшей душе с почти забытым понятием «человечность».

Сознание Рауля не угасало ни на секунду.

Он боролся, но неистовые удары пробивали мнемонические блоки, рвали их, как листы бумаги, в гасящих сознание, причиняющих нестерпимую боль, удушающих волнах было сконцентрировано столько ярости и ненависти, что его рассудок не выдерживал, начиная дробиться на отдельные фрагментарные осколки личности.

Еще мгновение — и он бы умер.

Не физически, но морально.

Осколки разбитой памяти кружили, складываясь в прихотливые калейдоскопические узоры. Он уже не контролировал свои мысли, они смешивались с бьющими в него волнами ненависти, не в силах погасить их — только раствориться в чужой беде, и вдруг…