Смерть за зеркалом - Константин Алов

позорно убитых товарищей. Но капитан одарил кого надо угрожающим взглядом, а на остальных прикрикнул. Все тут же затихли.

— Борман поставил меня старшим, и я убью всякого, кто нарушит мой приказ, — предупредил Крюков. — Приготовьте гранаты на всякий случай.

Бойцы зашевелились, не веря, что их надежды сбудутся.

Крюков снова обратился к осажденным:

— Эй, Лечи, слышишь меня? Выходите по одному, без оружия. Руки на затылке. Ты первый. Пошел!

Дверь шашлычной приотворилась. Лечи вышел, щурясь от яркого света направленных на него автомобильных фар. Он улыбался.

— Эй, урусы, я сдаюсь!

Он приблизился к месту, где его ждал Крюков. Сыщик смерил абрека укоризненным взглядом.

— Слушай, Лечи, ведь ты же слово давал, божился, что домой уедешь. Не боишься: что Аллах накажет за обман?

Лечи усмехнулся.

— Зачем накажет? Ты же не правоверный. Тебя обмануть можно, это не грех. Аллах над нами, козлы под нами! Ладно, хорош базарить, давай отпускай, слушай. Ты же слово дал!

Его наглости, казалось, не было границ. Крюкова передернуло.

— Знаешь. Лечи, козлы не под вами. Ты сам козел. Ты меня обманул, я тебя обманул. Теперь мы квиты. Не увидишь ты ни дома в Сочи, ни дома в Крыму, ни жен, ни детей. Алаверды. Лечи. Извинись там перед Коржиком.

И хрипло заорал во все горло:

— Батарея, огонь-пли! Какого хрена ждете? Заснули?!

Братва на миг замешкалась: такого исхода переговоров никто не ждал. Через секунду несколько очередей, выпушенных одновременно, отбросили Лечи назад, он упал навзничь, даже не успев застонать перед смертью.

Одновременно по окнам и в приоткрытую дверь осажденного строения ударили полдесятка противотанковых гранат из «мухи». В образовавшиеся бреши следом обрушился град ручных гранат — мощных «Ф-1», легких «эргедешек», а также «вогов» из автоматных подствольников. Шарахнула огненная капсула из «шмеля», за ней другая, третья… Взрывы слились в один сплошной непрерывный грохот.

Изнутри здания доносились жуткие крики. Там заживо горели люди. И если библейские отроки чудом спаслись из вавилонской пещи огненной, то из горнила, в которое превратилась шашлычная «Караван-сарай», не спасся ни один человек.

Крюков во время этого артобстрела стоял не шелохнувшись и мрачно смотрел на дело рук человеческих:

— Господи! — простонал он. — Ну почему же все мы — такое говно?!

«Должен же существовать где-то рядом параллельный мир, — думал капитан, глядя на скачущих от радости, как папуасы вокруг костра, братков, — где живут нормальные, обычные люди. Которые строят дома и дороги, сеют и жнут доброе, вечное, рожают и воспитывают детей. Для которых шуршание банкнот — пустой звук, а порядочность — норма поведения? Почему же я имею дело только с грязью и швалью.»

Крюков вспомнил старика на «Запорожце». Как он там сказал? «Скорее бы вы друг друга перестреляли!» Вот и стало по сему. Отчего же на душе так тяжело и противно?

Капитан повернулся и зашагал прочь от дышащего огнем вулкана, уже ничем не напоминавшего бывшую шашлычную…

Он пересек площадь перед рынком и остановился на крутом берегу Оки как раз в тот момент, когда на нее выруливал бормановский «Мерседес». Из него выскочил Лось.

— Ну, как?! — в нетерпении крикнул он, подбегая к Крюкову.

— У нас все схвачено, — Крюков рукой указал на пылающие в отдалении руины. — Лечи там остался и все, кто с ним были. Ненавижу подонков!

Лось кивнул в знак согласия.

— Точно, — подтвердил он, выхватывая из-за пояса снятую с предохранителя «беретту» — кто же их, подонков, любит!

Невероятной мощности удар в грудь швырнул Крюкова назад, и он. раскинув руки, словно пытаясь опереться ими о воздух, полетел спиной в темную речную воду.

— А говорил, Чапаевы не тонут… — проворчал Лось, разглядывая расходившиеся по возмущенной глади реки круги. — Эх, как нехорошо получилось. Контрольного выстрела теперь не сделаешь. Ладно, если не убит, так захлебнется. Да нет, убит. Я же с пяти шагов, точно в сердце…

Лось неторопливо вернулся к своей машине, сел в нее и укатил докладывать шефу о проделанной работе…

Глава восьмая

Игры патриотов

Борман сидел, развалившись в кресле, в просторной. как вокзальный зал, гостиной своей резиденции, на расстоянии вытянутой руки от бара. В последнее время он старался не удалятся от него без крайней на то необходимости.

— Шеф, у нас стало двумя проблемами меньше, — доложил ему Лось сразу же по приезде. — Москвич убрал Лечи, а я отправил следом его самого. Наверное, они уже вместе шашлык лопают в райском парке культуры и отдыха. Скальпа в доказательство, правда, не принес. Не до того было.

— Ладно, верю, — Борман поднял стакан, доверху наполненный не то коньяком цвета виски, не то виски цвета коньяка. — Выпьем! Помянем раба Божьего… Как его звали?

Лось равнодушно пожал плечами:

— Крюков, Дрюков, Жуков… А хрен его знает.

— Я же тебя не про фамилию, а про имя спрашиваю. Для Бога имя существует, а фамилия — это для прокурора.

— А не было у него имени, — убежденно заявил Лось.

— Чудны дела Твои, Господи! Прими же душу раба Твоего невинно убиенного, имя же его Сам, Боже, веси! — забыв перекреститься. Борман пригубил из стакана и закусил жгучим перчиком. — А что в городе творится?

Лось по-хозяйски колдовал у бара с бутылками, смешивая из напитков повышенной крепости нечто непотребное.

— Дерьмовые дела. Расул снова заперся в хачапурне Рашида. Понял, что там он как за каменной стеной. Только теперь он туда стянул все свои силы и так просто его оттуда не выковырять. Да и дураков больше нет, свою жопу подставлять. Эх. москвич-москвич! Хороший ведь, в сущности, парень был. да не повезло. Царствие ему небесное!

— Кого это вы тут поминаете? — поинтересовался Крюков, входя в зал.

У Бормана и Лося, как по команде, синхронно отвисли нижние челюсти. Наверное, точно так же отреагировали секьюрити Эльсинора на появление призрака Гамлета-старшего. Борман выпустил свой стакан из пальцев: хрустальные осколки разлетелись во все стороны, на паркете образовалась янтарного цвета лужа, а воздухе запахло алкоголем… Все-таки это было виски.

— Ты?!! — вскричали авторитет и его подручный в один голос.

— А вы кого ждали?

— Ты живой?

Крюков едва удержался от смеха.

— Какой же дурак пойдет на штурм без тяжелого броника? Вот куртку мне этот козел испортил, — он погрозил Лосю указательным пальцем левой руки: правая была занята «иерихоном».

— Как ты вошел? — изумился Борман.

Теперь настал черед Крюкова выразить удивление.

— Ты не забыл, что я все еще герой последней войны с Расулом? Меня даже не обшмонали на входе. У кого из твоих быков поднимется рука меня задержать? Кроме этого