Идеальный парень - Алексис Холл

– Люк, – жалобно простонала она, – прости. Мне очень хотелось прийти к тебе и помочь с уборкой. Но ты не представляешь, что произошло!

– Расскажи.

– Я не должна об этом говорить, но ты помнишь «Меч эльфов Луминеры» Роберта Кеннингтона? Серию из двадцати с чем-то книг в жанре фэнтези, которая начала выходить еще в конце 70-х?

– Разве этот Кеннингтон не умер?

– Да, в 2009 году, но он успел передать свои наработки Ричарду Каване, который должен был написать последние три романа серии. Но тот потом решил разбить первый роман на три книги, а из второго и третьего сделать квадрологию и тетралогию…

– Разве оба эти термина не означают серию из четырех книг?

– На самом деле есть различия, но сейчас нет времени объяснять. Так вот, дело в том, что эти книги очень хорошо пошли в продаже, и «Нетфликс» захотел экранизировать третью, седьмую и девятую книгу, а мы пытаемся обратить их внимание на первую, вторую и шестую, и, думаю, у нас все получится. Но теперь и Кавана тоже умер. И возник спор между Реймондом Карлайлом и Роджером Клейборном, каждый из них утверждает, что Кавана именно ему завещал закончить работу над серией, при этом они ни в какую не хотят сотрудничать.

– Да, – проговорил я, – это все очень… запутанно.

– Знаю. И сегодня мне весь день нужно проводить с ними онлайн-конференцию. И если не удастся призвать их к сотрудничеству, меня точно уволят.

Я удивленно выпучил глаза, но лишь потому, что она не могла меня видеть.

– Бридж, никто тебя не уволит. Тебя никогда не уволят. И тебе поручили разобраться в этой дурацкой истории, потому что ты – потрясающий сотрудник.

Повисла долгая пауза.

– С тобой все в порядке?

– Все замечательно, а почему ты спрашиваешь?

– Я уже забыла, когда ты хорошо отзывался… хотя бы о чем-нибудь.

Я задумался слишком глубоко, и это вызвало у меня легкий дискомфорт.

– А помнишь, когда ты сделала себе новую стрижку? С такой милой челкой? Я сказал, что тебе она очень идет.

– Это было три года назад.

– Неправда! – возмутился я.

– Люк, я хорошо помню, когда в моде были челки.

– Господи. – Я опустился на ручку моего дивана. – Прости.

– Все в порядке. И прибереги подобные истории до того момента, когда я буду подружкой жениха на твоей свадьбе.

– Возможно, беречь их придется очень долго.

– Значит, ты сможешь толкнуть очень длинную речь. Ладно, мне пора. Только сначала расскажи мне, пожалуйста, как там у вас с Оливером?

– С Оливером, – твердым тоном ответил, – у нас ничего нет.

Она издала радостный писк.

– Но ты больше не жалуешься, что он напыщенный и скучный. Значит, все идет по плану. Ну ладно, я побежала. Чао, милый!

Она повесила трубку, прежде чем я успел сказать ей: «Чао» в ответ.

Через двадцать минут явились Джеймсы Ройс-Ройсы, и в руках у Джеймса Ройс-Ройса была самая настоящая корзина для пикников.

– Ой, Люк… – Он в ужасе огляделся по сторонам. – Я и не знал, что все так плохо. Я даже не уверен, что здесь безопасно можно будет поесть.

– Люди и в чистом поле едят, – заметил я. – Посреди коровьих лепешек. А у меня тут нет коров.

– Милаха, тебе знакомо выражение: «Похвалить так, что стало обидно»?

Я пожал плечами.

– По правде говоря, я старался сделать и то, и другое.

Громкий рев на улице возвестил о прибытии Прии. Она приехала на пикапе со своей девушкой. Ревел, разумеется, мотор ее пикапа. Ее подружка тоже, конечно же, пришла в ужас, как и полагается взрослой приличной даме. Когда мы впятером собрались в тесной прихожей, окруженные со всех сторон хламом, собранным здесь за последние пять лет, я почувствовал себя окончательно подавленным.

– Вот, – сказал я, в бессилии разводя руками, – так я живу. И я уже жалею, что пригласил вас и показал все это.

– Знаешь, – заметила Прия, – при других обстоятельствах я постаралась бы съязвить. Но сейчас у тебя настолько жалкий вид, что моя колкость не принесет мне никакого удовольствия.

Ее девушка, которую звали Терезой, но для меня она все равно была профессором Лэнг и никак иначе, ткнула ее локтем в бок.

– И все равно, моя милая, ты сказала гадость.

– Но тебе же нравится, когда я говорю гадости?

Джеймс Ройс-Ройс тихо шикнул на них.

– Я бы предложил вам сейчас уединиться, но, боюсь, здесь этого негде сделать.

– Все не так уж и плохо. – Профессор Лэнг подняла с пола диванную подушку, а затем быстро положила ее на место. – В студенческие годы я жила в условиях и похуже.

– Люку двадцать восемь. – Да, Прия всегда готова протянуть руку помощи, особенно когда мое настроение на нуле.

– Что ж, – к моему удивлению, профессор Лэнг отреагировала на ее замечание озорной улыбкой, – когда мне было двадцать восемь, я жила с мужем, отрицала свою сексуальность и делала вид, будто работа может решить все мои проблемы, поэтому я не вправе кого-либо осуждать.

Я в удивлении уставился на них обеих.

– Просто удивительно, как Прия могла сойтись с таким чутким и внимательным человеком.

– Я, между прочим, творческая натура, – парировала Прия. – И чертовски хороша в постели. Ну так как мы будем расчищать эту выгребную яму, которую ты называешь своим домом?

Последовала пауза, во время которой я почувствовал себя окончательно униженным.

Затем Джеймс Ройс-Ройс внезапно сказал:

– Сначала рассортируем мусор. То, что стоит отдать в переработку, положим вот сюда. – Он указал на относительно пустой угол. – Просто мусор – сюда. – Он указал на другой угол. – Химикаты, батарейки и тому подобное – положим на стол. Потом Прия, Люк и Тереза отнесут все на помойку, а мы с Джеймсом начнем убирать посуду. Когда вы вернетесь, у нас уже будет достаточно места, чтобы разобраться с бельем и одеждой. Разделим все на чистое, – он снова начал тыкать пальцем, – грязное белое и грязное цветное. Потом мы снова разобьемся на группы и уберем все поверхности в доме.

Мы все на мгновение замерли и мысленно напомнили себе, что в некоторых делах Джеймс Ройс-Ройс был просто незаменим.

– Вот видите, – сказал Джеймс Ройс-Ройс, воодушевленно целуя мужа в щеку, – правда же он чудесный?

Мы принялись за работу, и вы не поверите, но у нас все получилось! Систематизация в работе – на редкость полезная штука. Однако, как выяснилось, за все эти годы я похоронил у себя в квартире уйму вещей и неожиданно сильно устал, пока разбирал их и пытался выяснить, как от того или иного предмета лучше избавиться. А тут еще Прия все время с сарказмом интересовалась, действительно ли я хочу избавиться от вещей, которые могли представлять сентиментальную ценность, типа пустого пакетика из-под хлебных палочек, купленного на прошлое Рождество, или одного-единственного носка с изображением мистера Грампи[50] и дырой вместо большого пальца. Затем мы сложили все в позорно огромные мешки, набили ими пикап и отвезли на помойку.