Идеальный парень - Алексис Холл

– Нет, все намного хуже. Ты улыбаешься.

– Ч-что?

– Своему телефону.

Я понял, что все уставились на меня, и почувствовал, как кровь прилила к щекам.

– Нашел в интернете кое-что интересное.

– Ох ты! – Прия посмотрела на меня с тем саркастическим выражением лица, которое всегда говорило о том, что я сморозил ужасную глупость. – Вранье на пятерку! Мы тебе так сразу и поверили.

– Там был котенок. Он немного испугался… чего-то.

– Мне кажется, там что-то неприличное. У тебя такой смущенный вид. И так не улыбаются, когда видят забавный мем с котиками. Скорее эта улыбка бывает, когда получаешь сообщение от того, кто тебе очень нравится.

Я поднял вверх руки.

– Ну ладно. Оливер прислал мне дикпик. Довольны?

Повисла долгая пауза.

– Ну что ж, – сказал Джеймс Ройс-Ройс, глубоко вздыхая, – мне нравится рассматривать красивые пенисы, правда, у меня в эти моменты не бывает такого мечтательного взгляда.

Сгорая от стыда, я развернул мой телефон и показал им фотографию молодого Ричарда Чемберлена в коричневом бархатном камзоле и с хрустальной туфелькой в руках.

– На самом деле это… у нас просто… такая шутка.

Внезапно все, за исключением Терезы, которая сидела со смущенным видом, достали свои телефоны. И на моем экране высветились сообщения из нашей группы в вотсапе, которая теперь называлась: «Не оглядывайтесь в гневе на Люка»[51].

Я привык к тому, что друзья дразнили меня абсолютно по любому поводу – для нас это была своего рода манера общения, – но в тот день они буквально разгромили надежный бункер, который был для меня дороже любого оружия. Сама мысль о том, что я мог из-за кого-то переживать, была для них в диковинку и породила нескончаемый поток шуток, насмешек и колкостей. Я же оказался абсолютно беззащитным перед ними и только бормотал что-то невпопад и краснел, хотя когда-то я был совершенно уверен, что все эти остроты будут отскакивать от моей бронебойной апатии.

Мне нужно было привыкнуть к этому новому состоянию, ведь я так долго считал себя неуязвимым. Но я видел, что они были действительно рады за меня и хотели, чтобы и я тоже за себя порадовался, поэтому не мог на них злиться и отвечать им грубостью. Так что они смеялись надо мной, а я терпел… и не скажу, что мне это было совсем уж неприятно.

На следующий день я проснулся в чистой квартире, и это было ужасно странно. Я как будто переехал в другое место – не узнавал своего жилища, не понимал, где что лежит, и в довершение почувствовал пустоту, которую не ощущал с той поры, как меня бросил Майлз. Но вместе с этим в моей душе поселилось то, чего там никогда раньше не было, – надежда на будущее.

Это было такое свежее и волнующее чувство, что я вскочил с кровати и не начал по привычке сокрушаться из-за того, что еще чуть-чуть и наступил бы полдень. Я даже подумал, что неплохо было бы надеть на себя что-нибудь поприличнее, но не стал слишком заморачиваться, изображая из себя серьезного взрослого человека, а просто накинул сверху халат. Но, по крайней мере, я застелил постель. Не так хорошо, как это делал Оливер, но вполне прилично, так что он вряд ли стал бы в ужасе тереть виски, если бы увидел плоды моих трудов.

Я готовил на кухне кофе – очень аккуратно, чтобы не разлить его по сияющей чистотой столешнице, когда вдруг зазвонил телефон.

– Алло, Люк, mon caneton, – сказала мама.

– Привет, мам. Что случилось?

– Я просто хотела сказать, как горжусь тобой за попытку наладить отношения с отцом.

– Я… – сказал я со вздохом. – Думаю, что так будет правильно.

– Разумеется! Ведь у него рак. Но, знаешь, я поддержала бы тебя, даже если бы ты поступил неправильно.

– Поддержала бы. Но не гордилась бы мной.

– О нет, я все равно бы тобой гордилась. Признаюсь, в глубине души я даже завидую тебе, у меня не хватило бы мужества послать его так, как это сделал ты.

– Ты записала целый альбом, в котором практически посылала его на все четыре стороны.

– Да, но тогда он не был болен раком.

– Что ж, – я прижал телефон плечом к уху и одной рукой пытался держать френч-пресс неподвижно, а второй опускал поршень, но, видимо, налил слишком много воды, потому что кофе стал выливаться через крышку, – мы не знаем, как повернется жизнь. Хотя я и сейчас все еще могу послать его.

– И это справедливо. Но знаешь, у меня к тебе тоже есть претензии, mon cher.

Я в отчаянии стал промокать столешницу остатками рулона с бумажными полотенцами, который принес Джеймс Ройс-Ройс.

– Почему? Что я натворил?

– Как что? Не сказал мне, что у тебя парень. И хуже того, сообщил об этом прежде твоему отцу. Хотя мы с тобой оба знаем, что твой отец никто иной, как просто хрен устричный.

– Что?

– Ах, это непереводимая французская шутка. Но дело не в этом. А в том, что я очень расстроена. Почему ты от меня это скрываешь?

– Я не… – пытаясь стереть разлившийся кофе, я опрокинул френч-пресс. Блин!

– У тебя есть важные сведения – ты нашел себе нового парня. Но ты и словом об этом не обмолвился. И после этого ты хочешь сказать, что ничего от меня не скрываешь?