Русское искусство - Игорь Эммануилович Грабарь

Таким образом, Кижский храм до половины своей высоты, вместе с центральным восьмериком, кажется подготовленным для принятия шатра, но зодчий заменил его известным приемом «четверик на четверике», – или что то же, – восьмерик на восьмерике. При этом на переходах от большого восьмерика к меньшему он поставил на бочках два ряда глав, возведя над главным восьмериком восемь бочек и глав, а над вторым – четыре. Над третьим, верхним восьмеричком он водрузил центральную главу прямо на его плоской кровле.

При кажущейся хаотичности – все ясно, здраво и логично. Зодчий, создавший это подлинно «дивное диво», может быть назван глубоким знатоком своего искусства и вместе сыном своего времени, не чуждавшимся и новых для него форм «четверика на четверике». Этот храм есть последний этап на пути развития национальной русской архитектуры. Смело и бодро слиты в нем в одно непринужденное художественное целое и новшество современной ему эпохи, и богатое наследие созданных народом форм. Чтобы оценить все несравнимое очарование этой поистине единственной, вдохновенной купольной сказки, надо вспомнить, что не так еще давно весь храм стоял необшитым. Его седые бревна, то укорачиваясь в бочечных лбах, то снова раздвигаясь в повалах, давали невероятное богатство линий и форм, и прямо пленительно – прекрасные ракурсы уходящих в небо масс. При этом все бочки, теремки и главки отливали сверкающим серебром своей чешуи.

XXIII. Колокольни

Повсеместно, как на севере, так и на юге Великороссии, распространен преимущественно один тип деревянной колокольни – в виде высокого восьмигранного сруба, служащего основанием для устройства «звона», т. е. открытой площадки, окруженной столбами, на которых воздвигнут шатер с небольшой главкой. Такую колокольню строили и около клетской церкви, и около шатровой, и около позднейших ярусных, и, наконец, при всей изобретательности строителей многоглавых храмов, ими повторена все та же шатровая форма колокольни. Такая колокольня почти всегда стоит особняком от церкви. Причину этого одиночества следует искать не в трудности соединения в одну группу храма и колокольни, и не в той осторожности, которая вследствие частых пожаров заставляла отодвигать на значительное расстояние одно здание от другого и относить церковные здания от села за полверсты и более, – что привело к образованию так называемых «погостов». Причина эта кроется глубже, а именно – в сравнительно позднем появлении колокольни. Когда вырабатывались древние типы деревянных храмов, то никаких колоколен еще не было, и молящихся созывали ударами в «било» и в деревянную или металлическую доску, а быть может, и иными способами, сведений о которых до нас не дошло.

Когда явилась нужда в колокольном звоне и когда колокола эти по громоздкости стали требовать уже специально для них приспособленных строек, тогда, не осмеливаясь нарушить освященный троечастный плановый прием устройства храма – алтарь, помещение для молящихся и притвор или трапезу, – а главное, не находя для того никаких примеров, строители начали ставить помещения для колоколов в виде отдельной постройки. Конечно, эти первоначальные приспособления для звона по своей форме были далеки от установившегося типа. По всей вероятности, это были простые навесы на столбах, прямо врытых в землю. Таких примитивных «колокольниц», как они называются в древних храмовых описях, дошло до нас совсем немного, и то в виде очень запоздалых отголосков старины, как, например, та маленькая колокольница, которая стоит возле клетской церкви в Усть-Паденге. На четырех невысоких столбиках, врытых в землю, повешены на перекладинах колокола, и все это покрыто плоским шатровым навесом, на котором нет даже главки, и крест непосредственно водружен в вершину кровли.

Судя по церковным описям, гораздо чаще встречался в старину тип колокольницы «о пяти» и «о девяти столбах», являющийся дальнейшим развитием примитивного сооружения в Усть-Паденге. Едва ли не единственной сохранившейся колокольницей о пяти столбах является та, которая стоит еще, лишенная колоколов, доживая свои последние дни, в селе Кимже Мезенского уезда. Она построена в 1763 году вместе с существующей еще Одигитриевской церковью и уже давно «упразднена за ненадобностью»[212]. Угловые столбы ее для большей устойчивости поставлены наклонно к центральному столбу, служащему для общей конструктивной прочности, а также для основания главы. Но главным усовершенствованием здесь является устройство над колокольным навесом шатра, осененного главой и тождественного с церковными шатрами. Восьмигранный шатер Кимженской колокольницы, поставленный на квадратном основании, – в сущности только красивая декорация, но есть попытки сделать тот же прием и более целесообразным, как мы видим в Ракулах Холмогорского уезда. Это уже не питястолбная, а девятистолбная колокольница. Она поставлена, насколько можно судить по сбивчивым сведениям клировых записей, в конце XVII или начале XVIII века[213]. Столбы ее также поставлены наклонно к среднему, и кровля состоит из центрального восьмигранного шатра и угловых четырехгранных шатриков. По существу этот прием, благодаря случайному пятиглавию, еще более декоративен, нежели Кимженский, но зато четыре угловых главки дали известное оправдание квадратному основанию.

Колокольня о девяти столбах отличается, несомненно, гораздо большей устойчивостью, нежели о пяти, и особенно о четырех, так как при четырех столбах подгнивание одного из них уже грозит гибелью всему сооружению, при восьми же столбах риск этот значительно уменьшается. Еще более устойчивым в данном отношении, а также и при сопротивлении ветру было бы расположение столбов не по квадратному плану, а по восьмиугольному. Такой прием в своей первичной форме, т. е. в виде навеса, до нас, к сожалению, не дошел, но только при этом расположении столбов шатровая форма окончательно потеряла бы свою декоративность. В ракульской колокольне замечается еще одно чрезвычайно важное усовершенствование, состоящее в том, что столбы ее, врытые в землю, для большей устойчивости сооружения одеты срубом. К сожалению, сруб этот закрыт в 80-х годах минувшего столетия тесовой обшивкой очень дурного вкуса, и вся эта стройная, прелестная по пропорциям колокольня утратила теперь почти все свое былое очарование. В. В. Суслов, видевший и обмерявший ее еще до обшивки, сделал рисунок ее в первоначальном виде, показывающий, что она в общих чертах имеет очень много общего с колокольницей в Кимже и между прочим такую же узорную обработку верхней части пролета для звона[214].

Однако и этот прием еще не достаточно обеспечивал прочность сооружения, так как столбы, – главная его конструктивная основа, – оставались врытыми в землю и, конечно, скорее всего подвергались гниению. Следующим шагом вперед была установка столбов не на земле, а на срубе или, вернее, в самом срубе. Для этой цели на одной трети высоты от верха сруба подводились под столбы балки, или «переводы», концами своими врубленные в сруб. Таким образом, опираясь на балки, столбы были зажаты