Наша песня - Дэни Аткинс

– Сама не знаю, – смутилась я. – Роб сказал мне, чтобы я немного отстала, прежде чем следовать за вашей группой. Он последним покатился на трассу. Так как же получилось, что они тебя оставили?

Дэвид чуть прищурился, когда яркие лучи солнца ударили ему прямо в глаза, высветив выражение, которое я не смогла определить.

– Никто меня не оставлял. Я сам остался.

– Зачем? – спросила я, уже заранее зная ответ. Да, он читался в его глазах. – Из-за меня? Ты остался из-за меня?

Он слегка пожал плечами, словно ничего особенного не случилось, хотя мы оба понимали, что это было совсем не так.

– Ты попал под лавину и мог погибнуть там, на склоне, – и все из-за меня?

Дэвид казался крайне смущенным, когда я собрала воедино все детали произошедшего.

– Твой брат сказал тебе, что я не справлюсь с трассой, так ведь?

Дэвид пытался выглядеть невозмутимым, но ему это не удалось.

– Роб просто… беспокоился… вот и все. Поэтому я отстал, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.

– И сам чуть не погиб.

– Никто и не собирался погибать, – возразил он, пытаясь перевести разговор в более непринужденное русло. – Этого и близко не было. Господи, ну и любишь же ты преувеличивать, а?

Спасателям понадобилось семь часов, чтобы найти нас и унести меня с горы на носилках. Мне понадобилась половина этого времени, чтобы «запасть» на Дэвида. И я ни разу не подумала сказать ему о своих чувствах. Это же очевидно. Но даже несмотря на страх, травму, панику и мучительное ожидание спасения, наше взаимное влечение было очевидным. В тот день на склоне горы что-то произошло. Что-то такое, чего никто из нас не мог ни планировать, ни предугадать… ни предотвратить.

– Ну, загадочная незнакомка, ты так и не сказала мне своего имени. Ты лыжница-красотка на каникулах или скромная селянка из шале?

– На самом деле я здесь с родителями, которые в отпуске. А зовут меня Шарлотта.

– Значит, Шарлотка, – поддразнил он меня, и глаза его блеснули от удовольствия. – Откуда же ты? Где дом твой?

– Везде… и нигде, – ответила я со вздохом. – За последние восемь лет я жила в шести разных странах и каждый раз оказывалась новенькой в международных школах. Отец по работе разъезжает по всему миру, а мы за ним. Но, наверное, недолго осталось нам скитаться. – Тут я плотно сжала губы, вспомнив, что нельзя делиться подробностями семейной жизни с тем, кого едва знаешь, однако что-то мне подсказывало, что ему можно доверять.

Я ждала, что он выдаст ожидаемый язвительный ответ насчет того, как здорово посмотреть мир. Однако он меня удивил.

– Тебе, наверное, было нелегко, – произнес он, осторожно проникнув под мой толстый защитный панцирь. – И одиноко.

– И вправду нелегко поддерживать дружбу, когда постоянно переезжаешь, – согласилась я, сделав вид, что не заметила его сочувственного взгляда.

Тот день тянулся долго. Мы по большей части разговаривали. Я немного поспала, и это ненадолго избавило меня от боли. Однако были мгновения, которые, как я знала, останутся со мной навсегда. Например, когда он снял с моей головы шлем и его пальцы задержались чуть дольше, чем следовало, когда он приглаживал мои разлохматившиеся от статического электричества длинные пряди светлых волос, смахивая их у меня с лица так заботливо, что это пробудило во мне незнакомое мне чувство. Или когда я пожаловалась, что мне холодно, а он расстегнул куртку и прижал меня к своему теплому телу, обернув полы своей плотной одежды вокруг меня, словно покров. Так мы лежали много часов, и мое сердце билось в такт его сердцу, а его дыхание нежно овевало мое лицо.

Казалось, мы оба попали в миниатюрный снежный шар, где стали не подвластны внешнему миру. А когда от боли и страха у меня полились слезы, для него оказалось совершенно естественным протянуть руку и взять меня за подбородок. Его холодные от ветра губы сомкнулись с моими, но язык у него оказался теплым, когда его искушенный рот ясно дал мне понять, что, несмотря на все что я думала, меня раньше никогда по-настоящему не целовали. Он целовал меня, как мужчина, и мое легко сдавшееся семнадцатилетнее сердце никогда этого не забывало.

Мы не осознавали происходившего, однако в тот день посреди снега и льда родилось нечто горячее и живое. Нечто столь сильное, что я ощутила не облегчение, а сожаление, когда к нам наконец подъехали на лыжах две фигуры в красных жилетах с санями-носилками, чтобы доставить меня к подножию горы, где уже ждала «Скорая».

Шарлотта

Когда я снова вошла в комнату для посетителей, Элли стояла ко мне спиной, глядя в окно. Она изумленно обернулась, и на какое-то мгновение мне стало трудно поверить, что с нашей первой встречи прошло без малого десять лет. Время оказалось милостивым к ней, и на фоне черного прямоугольника оконного стекла, в обтягивающих фигуру джинсах и плотно прилегающем к телу джемпере, она все еще легко могла сойти за ту юную и полную энтузиазма студентку-музыкантшу, которая неотступно и навязчиво присутствовала в моем прошлом, настоящем и будущем. У нее даже фигура не изменилась, несмотря на то что, как я знала, у них с мужем есть, по крайней мере, один ребенок.

К горлу подступил горький, словно желчь, комок, и на секунду мне показалось, что я стою, пошатываясь, у края столь знакомой мне пропасти. Я с силой прикусила нижнюю губу и отступила назад, но все же заметила, как дрожит моя рука, протягивающая ей пластиковую чашку.

– Извини, я не смогла вспомнить, сколько тебе сахару и все такое. Ведь… столько времени прошло, – неуверенно произнесла я.

Рука ее очень медленно поднялась и избавила меня от этой ноши.

– Спасибо, – ответила она с явным смущением.

Я подумала, что это оттого, что она не хочет быть мне обязанной ничем, даже чашкой кофеина с горячей водой, однако причина оказалась в другом.

– С тобой хотят поговорить врачи. Совсем недавно заходила сестра и искала тебя.

Я почувствовала, как от лица у меня отхлынула кровь – об этом сплошь и рядом читаешь в книгах, но я подобное ощущение испытала впервые. Щеки у меня внезапно похолодели, а затем и шея. Холодок пробежал и по рукам, обвивая ползучим ознобом пальцы, несмотря на то что я сжимала в них дымящуюся чашку. Я знала, что внутри меня кровь бежит, чтобы сохранить внутренние органы, с большой скоростью мчится по капиллярам и артериям в сторону сердца. А сердце Дэвида в каком-то смысле перестало с этим справляться.

Я тяжело опустилась на один из неудобных стульев.

– Они сказали, что… с Дэвидом… что-то случилось?

Эти отрывочные фразы не надо было ни объяснять, ни переводить – по крайней мере, Элли. Этим вечером мы превратились в одаренных лингвистов, говоривших на одном языке.

– Нет. По-моему, дело не в этом. – Она заметила мою панику или услышала в голосе моем что-то, что я не смогла скрывать. – Во всяком случае, они этого не сказали, – поправилась она. – Они просто хотели с тобой поговорить.