Отбор для Слепого - Ксюша Иванова

Он радостно улыбнулся, качнул головой так, что на лоб упала непослушная черная прядь и, подмигнув, захлопнул дверь.

Только сейчас я ощутила боль в руке! Как так-то? Ну ведь при нем, минуту назад, не болела совсем! Повязка с одной стороны была пропитана кровью, но — бурой и уже подсыхающей, видимо, кровотечение давно остановилось. Машина стояла так, что дорогу можно было увидеть только в заднее, заляпанное грязью, окно. Я осмотрелась. Пророк сидел в соседней машине на пассажирском кресле — спокойно и уверенно, как будто ничего страшного не происходило. Давид, скорее всего, находится где-то рядом с Мустангом — как ни крутила головой, понять, куда он делся не смогла. Неподалеку от машин из травы на несколько секунд поднялась голова одного из парней, кажется Богдана, и опустилась назад. Остальных видно не было.

Неизвестная машина показалась из-за поворота. Я хотела было пригнуться, как велел Давид, но потом решила, что меня и так-то с дороги не видно. Если уж что-то случится, тогда и лягу на дно. И осторожно наблюдала из-за своего кресла дальше.

Проехав метров тридцать от нас, машина резко остановилась, громко скрипнув тормозами. И я подумала не о грозящей нам всем опасности, а о том, что хозяева совсем не берегут неплохую на первый взгляд тачку — чуть переделанный американский «Хаммер». Некоторое время из нее никто не выходил, как если бы те, кто внутри, обсуждали, как поступить. А потом, неожиданно, задняя дверь открылась и из нее выскочила та самая девушка, которую мы спасали в гостинице от Земцова, только с банданой на голове и одетая в новенькую защитную гимнастерку и брюки. Я спокойно выдохнула — фух, ничего страшного! И даже взялась рукой за ручку двери, как вдруг практически одновременно с разных сторон закричали и раздался выстрел. А за ним тут же второй.

Я интуитивно прижала голову к коленям и замерла.

Милана.

Я, конечно же, сразу узнала машину! Обе машины. Ехали к нам! Ко мне! Не задумавшись о том, почему они стоят на обочине, я приказала водителю остановиться.

— Саша, Платон приказал нигде не останавливаться и ехать до самого Питера, — заместитель отца получил несколько заданий от него, и доставить меня к Пророку было только одним из них. Он же был объявлен главным. Не я, конечно. Поэтому Николая Ефимыча я должна была слушаться, но водитель уже остановился, а я принялась объяснять, сумбурно и радостно, что одно из заданий Ефимыч уже выполнил. Почти. Вот же он Пророк — нужно только выйти из машины!

— Машины две, — с досадой, как ребенку, объяснял Ефимыч. — Вероятнее всего там у них людей, как минимум, вдвое больше, чем у нас. Опасно выходить. Серёжа, заводи! Поехали, пока нас за врагов не приняли!

— Да, Ефимыч же! Пророк там! Это его машина! Я выйду, а вы поезжайте дальше!

— Платон такого распоряжения, оставить тебя на дороге одну, не давал!

— Да ты с ума сошел что ли? Куда меня везешь? К Пророку? Так вот же он!

— Где?

— В машине! Так, всё! Я выхожу!

Ефимыч хотел было помешать, но разве это было возможно, удержать сейчас в машине меня? Удержать, если я знаю, чувствую, что мой Женя рядом, что нас разделяют всего пара десятков метров? Я старалась только сильно не навредить Ефимычу — просто легко ребром ладони коснулась точки на шее, обездвиживая на пару десятков секунд. И рванула прочь из машины, слыша, как двое бойцов — телохранителей, выскакивают следом, быстро доставая оружие. Ну и пусть! Стрелять же куда зря они не будут?

— Женя! — я рванула к его машине и услышала выстрел.

Пророк.

— Жива, Давид? Она жива? Говори как есть! Говори немедленно!

Давид оказался рядом с Миланой первым. На линии огня, рискуя собой, перетащил ее за машину. Не дал добить. Стрелять перестали. Обе стороны решали, как поступить дальше. Мои ребята, скорее всего, тоже ждали приказа.

— Жива, Пророк. Вроде бы. А одного из наших парней, кажется, убили…

— Кого?

— Того, кто стрелял в нее.

— Что-о?

— Да, Пророк, первым выстрелил один из наших.

— Притворщик?

— Похоже на то.

— Да говори уже, блядь! — наконец пробравшись к ним, я пытался нащупать руками место, куда она ранена. И не мог понять — так дрожали руки.

— Степка, — в голосе Давида было такое горе, что и мне стало тошно от этой новости.

— Кто его?

— Не наши. Это точно. Оставь ее в покое, я сейчас перевяжу! Вроде бы только в плечо. Давай, урегулируй ситуацию! Объясни им, что мы с миром. А-то стрелок у них крутой, всех нас перещелкает!

Я, наконец, и сам нащупал кровь на ее гимнастерке в районе правого плеча и, облегченно выдохнув, — жить будет! — встал в полный рост за машиной, подняв вверх руки.

— Пророк, ты рехнулся, — зашипел сзади Давид. — Словами урегулируй, а не собой самим!

Но я шагнул из-за своего укрытия, показывая, что оружия в руках не имею. Тряхнув головой, сбил капюшон, чтобы им было хорошо видно, кто именно перед ними и прокричал:

— Не стреляйте! Давайте поговорим!

Из приоткрытого окна чужой машины ответили с беспокойством:

— Пророк? Саша жива?

— Да, это — я. И да — жива.

— Если я выйду, стрелять будете?

Дать однозначный ответ сейчас я не мог. С их-то стороны вся ситация выглядит, по меньшей мере, странно — мои бойцы стреляли в Милану! Они, конечно, понимают, что не узнать ее, ошибиться, мы не могли! А вдруг предатель не один? Вдруг не только он? Хотя… тогда, услышав о том, что Милана жива, второй должен был бы сейчас пристрелить меня? Я, как раз, стою на линии огня… Или у него приказ — убить только ее? Вообще ничего не понимаю! А понять было нужно. И немедленно.

— Не выходи пока. Я должен разбраться.

Как? Как, мать его, разобраться со всем этим? Разве что…

— Очень больно? — он хмурится, когда я с шипением втягиваю воздух, подпрыгнув на очередной кочке. — Давид, ну смотри ты на дорогу, а!

— Не очень, — выдыхаю радостно — не прогнал, не отказался от меня, дурочки, нащупываю его ладонь, лежащую на сиденье между нами. — Обними меня!

— Боюсь дотронуться…

— Только плечо болит, честно! Больше ничего!

— Не поэтому. Поверить боюсь, что ты со мной.

Это говорит Пророк? Я ловлю удивленный взгляд Давида в зеркале и улыбаюсь ему, несмотря на боль! Да разве это — боль вообще? При том, что Женя рядом? При том, что он, кажется, простил… Хотя, я, конечно, не спрашивала еще об этом. Но это — потом, наедине. Сейчас стыдно. А плечо? Ерунда, ради его прощения я готова потерпеть — пусть еще стреляют!

— Женя, кто в меня стрелял?

— Ты не видела?