Запрещенный Союз – 2: Последнее десятилетие глазами мистической богемы - Владимир В. Видеманн

— Люди, остановитесь, что вы делаете! Христос еще не воскрес, ведь время поменяли!

Невысокого роста, вся в черном, закутанная в платок дама неясного возраста, но очень голосистая, пыталась прорваться в сторону алтаря, видимо, чтобы сорвать неправедную службу. Ее очень быстро блокировали, и двое бородачей в валенках вынесли нарушительницу покоя под локти из храма вон. А может быть, следовало прямо батюшке под крест, под святую воду?

Впрочем, это был еще легкий случай. Эдик насмотрелся в церкви и не таких. Однажды в собор на Вышгороде повадилась ходить некая молодая активистка: что ни заутреня — она здесь, что ни вечеря — она опять тут как тут. И вот приходит она в очередной раз — никто из своих на нее внимания уже не обращает — и так по-тихому вдоль стеночки подходит к клиросу и тут резко проскальзывает боковыми вратами в алтарь. А там служба идет вовсю, иереи кадят вышним силам… Не успели они сообразить, как дамочка легким движением руки сбросила с себя пальто и оказалась… в чем мать родила! Тут Эдик слышит, как ему староста на ухо строго шепчет:

— Пойди в алтарь, выведи ее оттуда нахрен на улицу!

Что делать? Надо идти! И вот идет Малыш через весь храм, входит в алтарь, берет голую даму под локоть и галантно шепчет ей на ухо:

— Тихо-тихо-тихо, спокойно-спокойно-спокойно!

В этот момент ему мерещится, что на самом деле в соборе происходит ритуал его алхимической свадьбы с магической супругой. Все сходится! Сейчас по сценарию необходимо выйти из скинии и пройти через весь ковчег к выходу. Эдик начинает заговаривать подругу первой попавшей на ум ахинеей — лишь бы захватить ее внимание, пока та не опомнилась и не ломанулась назад. И вот он спускается, окутанный фимиамами, с клироса и неспешно шествует через весь храм, по ковровой дорожке, под хоровое пение с голой дамой под руку — в новую жизнь…

Я давно пытался выяснить, что движет людьми, срывающими с себя одежду в публичных местах — прежде всего, в священных. Козельский тайновидец отец Серафим, с которым я был знаком еще по «Щелковской», на этот счет сказал мне, что у них в Оптиной в каждом приличном храме в свечном ящике за алтарем на всякий пожарный держат наготове халат. А одежду с себя человек срывает потому, что она мешает ему взлететь — бывает такое ощущение в особых состояниях. Так что нашим эстонским батюшкам опыт оптинских старцев очень пригодился бы!

Тем временем народ из трапезной потянулся к выходу. Началось! Питерцы еще раз, на посошок, закинулись своими таблетками и в оживлении пошли занимать места. Мы отправились вслед за ними. В небольшом храме собралось с полсотни человек. Отец Василий начал священную литию с обращений к Святому Духу триипостасного божества, церковный хор огласил пространство надмирными гармониями. Паства пыталась подтягивать нестройными голосами, а потом в общий хор стали прорываться какие-то странные фальцетные взвизги и подвывания.

— Бесы проснулись, — сказал Эдик и перекрестился.

Отец Василий махнул в сторону собрания кистью со святой водой. Над головами полетел по дуге рой искрящихся брызг. Несколько капель упали на меня и на стоявшего рядом солидного мужчину с аккуратной бородкой, в очках и добротном пальто.

— Блядь, опять дождит! — неожиданно произнес он тягучим гнусавым голосом, а потом вдруг почему-то упал на четвереньки и бросился с собачьим воем под лавку.

Публика шарахнулась в разные стороны, а с задних рядов зычно закричал другой бес:

— Водку давай, коньяк!

Здоровый дядька в телогрейке с нечесаной бородой, как русский раста, топтался в темном углу, комкая в руках шапку и выпучив глаза. Священник махнул в его сторону кистью: кыш, нечистая сила! Атмосфера в молельне накалялась. Отец Василий запалил кадило, вокруг распространился запах ладана. Стоявшая впереди молодка с точеным ликом софийного ангела вдруг отпрянула, замахав в воздухе руками, а потом у нее будто бы из самого чрева кто-то проговорил густым басом:

— Фу, дышать нечем!

— Ты кто такой, как тебя зовут? — обратился к бесу отец Василий, еще раз наподдав ладаном и покропив вдогонку водицей.

— Легион!

Тучи сгустились, накатила атмосфера суеверного ужаса. Молодка, словно зомбированная, вступила в диалог, отвечая на вызовы Василия Всесильного утробным голосом инородного существа.

— Что вам надо?

— Шоколада!

— Водки давай, коньяку! — вновь послышались крики из темного угла.

Под скамейками, укрывшись от святой воды, завыли болящие. Всего бесновались человек десять, кто — по-тихому подвывая, кто — буйно откидываясь навзничь, с пеной у рта, по нескольку раз подряд. Тех, кто совсем в нокауте, водили в трапезную — отпаивать чаем, а потом отчитки продолжались: с кадилом, кроплением, помазанием, чтением и пением канонов, диалогами с бесами и прикладыванием бесомых к честному кресту и святым дарам.

Наблюдая публику, я заметил, что, пожалуй, больше всего от происходящего тащились питерские циклодольщики. Они действительно кайфовали в полный рост — судя по их восторженным лицам и вытаращенным глазам со зрачками в пятак. Наверное, они воочию созерцали летающих под потолком упырей, слышали эзотерические нашептывания обрамленных иконными окладами темных ангелов и единственные во всем собрании понимали, как разводит Вий в облачении священника собравшуюся аудиторию на хип-хоп, тру-ля-ля!

— Это еще что! — сказал Эдик. — Вот в Псково-Печорской лавре на отчитках у отца Адриана одновременно человек по пятьдесят беснуются всю ночь напролет, до третьих петухов!

Мои йоги официально оформили меня работать в НИИ повышения квалификации руководящих работников в качестве лектора по спецдисциплинам. Занятия мы проводили пару раз в неделю, занимаясь в основном хатха-йогой, тайцзицюанем и разного рода медитационными практиками. Но бывали и настоящие лекции — как в бане, так и в аудитории. Основные темы, которые мы обсуждали, касались всего сверхъестественного: мистики, магии, интуиции, необъяснимых феноменов.

Иногда я приводил на занятия своих знакомых со стороны, в том числе и как докладчиков. Здесь приходилось выступать даже самому Хайдар-аке, разъяснявшему сливкам эстонской элиты, в каких целях известный английский алхимик Джон Ди стегал хлыстом собственное отражение в зеркале. Несколько человек из этой группы — в том числе Март[142], Велло[143] и Аллан[144] — всерьез заинтересовались Рамовской ТГН. Алан даже взялся перепечатывать на машинке отдельные эстонские рукописи.