Запрещенный Союз – 2: Последнее десятилетие глазами мистической богемы - Владимир В. Видеманн

Чистый эфир — это, конечно, не пятновыводитель. Последний включает сразу же, наполняя мозг ядовитыми парами, которые материализуют в фантастическом гротеске свернутые в подсознании иконки психокодировок. Медицинский эфир, напротив, настолько тонок, что им очень трудно насытить мыслеформу до уровня кислотного свечения. Леннон явился мне полупрозрачный:

— Ну что, Петр[145], выпьешь за мое здоровье?

Его лицо астрально лучилось характерной улыбкой. Самое смешное состояло в том, что я в тот период практически отказался от алкоголя и ничего спиртного из принципа не пил (даже коньяк в компании степановских нимфеток). Леннон как бы уловил мое колебание и, не дожидаясь ответа (да ведь он ответ знал так и так — телепатически), язвительно бросил:

— Ты что, Петр, святым стал, совсем не пьешь? А знаешь, почему святые не пьют? — И, выдержав паузу, сам же ответил: — Да потому что они насквозь проспиртованы!

И он разразился своим специфическим хохотом. А потом провалился в какой-то спиралеобразный коридор, откуда еще в течение нескольких секунд затухающим эхом доносились отдаляющиеся отголоски этого космического в своей концепции стеба.

И тут моему внутреннему взору открылась такая картина: наша планета находится, словно экран, на пути потока мощного космического излучения — Святого Духа. Этот поток проходит и сквозь человеческие тела как особую сенсибельную биомассу. Если внутренние каналы тела открыты, оно спонтанно насыщается этим небесным духом, поглощая его вместе с воздухом через нос, а если закрыты, тогда тело должно получить ту же дозу спиритуальной радиации, но уже не через ноздри, а через пищевод (эзотерический змеевик) — когда спиритус становится спиртом. Получается, чем больше человек пьет, тем больше у него предрасположенность к спи-ритуальной жизни, в пределе — к святости. Так вот она, тайна Святой Руси!

Типичными представителями проспиртованных мистиков являются водочные шаманы. Такие люди водятся во всех уголках планеты. Одним из самых крупных их представителей в СССР был в те времена московский детский писатель Геннадий Снегирев. Из всех моих знакомых ближе всех с ним сошелся Эдик. Со Снегиревым его познакомил Рэд, который в свою очередь знал писателя через своего гуру Вараверу[146]. Однажды Эдуард отправился в очередной трип в Среднюю Азию транзитом, и ему пришлось провести несколько часов в Москве.

— Не хочешь ли зайти на чай к моему знакомому? — спросил его Рэд.

Почему бы и нет? Оказавшись в столице, Малыш отправился прямо с вокзала в гости к писателю.

Снегирев открыл дверь в майке и спортивных штанах, всклокоченный, с похмелья. И тут же с порога послал гостя за водкой: «За знакомство!» Где-то через час зашел еще один человек, тоже с водкой. Как оказалось, пациент. Снегирев был не только писателем, но и целителем. Он рассказал, как некогда, будучи в командировке от Союза писателей в Туве, познакомился с шаманом Мендуме. Тот предложил московскому гостю выпить. Они проквасили до утра, употребив несколько литров водки. После чего Мендуме сказал Геннадию Яковлевичу:

— Ты такой же, как я!

Это было актом высшего признания, фактически инициацией в примордиальный евразийский шаманизм — «черную веру», как называл его Хайдар-ака. После этого Снегирев обрел дар целительства и начал лечить людей, как Мендуме — плевками.

Когда на кухню вышла жена писателя, там уже сидели человек пять. Она тут же стала наезжать на мужа, что тот квасит с утра пораньше, да еще с братвой.

— Не мешай мне работать, ты же видишь, я делом занимаюсь! — парировал Снегирев.

Он действительно был в процессе. Во всяком случае, в полном процессе находился первый из пришедших пациентов, который лежал, загипнотизированный, на кровати в одной из комнат — «набирал кондицию», пока доктор пил с новоприбывшими свежепринесенную водку.

Такие визиты продолжались до самого вечера, и все посетители непременно приносили с собой белую. В конце концов мастер, проспиртовавшись в буквальном смысле слова, рухнул под стол и тут же обоссался. На грохот падающего тела опять вылетела жена. Она начала усиленно пинать и расталкивать супруга:

— Давай нахрен вставай и поднимай своих уродов, сколько им можно тут валяться!

«Уродами» были пациенты, которых маэстро поочередно погружал в транс и оставлял в таком состоянии «пропитываться доминантой», которую засаживал в их психику наряду с целительным плевком в лицо (или на худой конец на больное место). Часто случалось, что Геннадий Яковлевич так надирался в течение дня, что забывал про загипнотизированных и те оставались лежать в каталепсии до самого утра. Пока на них случайно не наталкивались жена или внезапно проснувшийся с тяжелого похмелья хозяин, который резко будил своих подопечных и отправлял в магазин за пивом, а если были деньги — то и снова за белой.

Эдик утверждал, что Снегирев владел настоящими магическими силами. Однажды он предложил Малышу спонтанно, по пьяни, поехать в Туркмению — к приятелям в змеепитомник поквасить. Пришли они вместе в Союз писателей, Снегирев говорит секретарше:

— Мне нужно выписать командировку в Ашхабад.

Та начинает печатать. Снегирев встал позади нее, расставил ладони за висками. И на глазах у Эдика секретарша выписывает второй билет на его имя и фамилию. Откуда она их знает? Так они вместе с мастером оказались за счет писательского профсоюза в туркменском серпентарии.

Радушные хозяева, разумеется, приняли номенклатурных московских гостей по полной программе: пить, курить, всего прочего — вдоволь. Гуляли неделю. Накануне Первомая змеевики сообщили, что их коллектив пренепременно должен принять участие в праздничной демонстрации, и пригласили к участию в шоу столичных раисов. Наутро все участники банкета, включая Эдика с Геной, восседали в кузове украшенного кумачами совхозного грузовика, медленно катившего по центральной площади туркменской столицы мимо трибуны с высшим руководством республики. Интересно, был ли тогда среди них Туркменбаши? Радикально опохмелившись, все змееловы держали в руках живых кобр, замерев, подобно мифическому Лаокоону, в немыслимых позах и только поворачивая по ходу движения транспорта щерящиеся лица в сторону августейших подмостков.

— Да здравствует Первое мая! — проорал внезапно пьяный уже в предпоследней степени Гена.

— Ура! — нестройно грянула шалеющая компания.

Этим криком они спугнули змей. Один из гадов дернулся особенно сильно и укусил державшего его заклинателя в руку. Тот заорал, бросил змею из кузова прямо на трибуну. Все встрепенулись. Другие змеи тоже начали кусаться. В кузове вспыхнула паника, змеи полетели во все стороны, в толпу. Через несколько секунд паника охватила в равной степени как трибуну, так и публику вокруг грузовика. Милиция бросилась забивать кобр резиновыми дубинками. Женщины причитали, аксакалы взывали к небу гортанными речитативами.