Девушки из бумаги и огня - Наташа Нган

Я молчу так долго, что по лицу Майны разливается тревога.

– Я не должна была решать за тебя, – взволнованно говорит она. – Я поспешила…

– Нет, – я беру ее за руки и снова переплетаю наши пальцы. – Мне это было очень нужно, Майна. Я нуждалась в этом даже раньше, чем сама это поняла.

По моему лицу катятся слезы. Я не обращаю на них внимания, не пытаюсь стереть. Дыхание прерывается. Все так очевидно. Как я могла закрывать на это глаза… Я старалась обмануть себя, цеплялась за ниточку надежды. Думала, что мои предчувствия лгут, что отсутствие маминого имени в списках Ночного Дома – просто ошибка. Что она могла найти способ сбежать, выжить – только потому, что она моя мама, и я люблю ее, и она самая умная и ловкая, всегда сумеет найти выход, даже выход из неприступной крепости…

– Она умерла, да? – хрипло произношу я. – Моя мама умерла.

Впервые я осмеливаюсь произнести это вслух. Признать правду. Я много раз думала об этом, мысленно проговаривала эти слова, чувствовала, как они принимают форму и обретают вес, но всякий раз мне удавалось их задушить, не выпустить наружу. А теперь правда ударяет в меня, как молния – быстро и сильно, со вспышкой, раскалывающей небеса.

Я шумно выдыхаю. Майна подхватывает меня, когда я сгибаюсь пополам от душевной боли, и все время, пока в тишине храма звучат мои отчаянные рыдания, она качает меня на руках.

Казалось, за десять лет моя рана могла бы зажить, боль – притупиться, но она пылает во мне, свежая и острая, слишком яркий огонь, чтобы его погасить.

* * *

Потом мы снова сидим под деревом, и Майна заканчивает свой рассказ. На этот раз мы сидим, тесно прижавшись друг к другу, она крепко держит меня в объятиях. Имена моей мамы и сестренки Майны трепещут на магическом ветру у нас над головой, как защитные заклинания, посланные нашими собственными драгоценными богами, чтобы нас оберегать.

– Я не знаю, как мне удалось выжить после нападения, – говорит Майна. – И уж тем более – как мне, годовалому младенцу, удалось выживать на пепелище целую неделю в одиночестве, без еды, воды и укрытия. Склон горы был покрыт трупами, меня нашли среди них – единственное живое существо на много миль вокруг. Так рассказал мне мой отец – мой приемный отец, Кетаи Ханно. Он приехал в Райн, узнав о резне, и надеялся найти выживших. Он всегда верил в легенды о могуществе Сиа и хотел учиться у них, пытаться восстановить наш клан.

Я недоуменно хмурюсь.

– Погоди, но ведь клан Ханно – это главные союзники Короля-Демона среди людей?

Майна странно усмехается.

– Да, так и есть. Главные союзники.

Я жду от нее объяснений, но она молчит.

– Понятно, – вздыхаю я. – Еще одна тема, на которую ты не можешь говорить.

Она сжимает меня в объятиях.

– Прости меня, Леи. Я бы так хотела рассказать тебе… обо всем. Чтобы ты знала всю правду. Но это может быть слишком опасно.

– Значит, ты все еще не до конца мне доверяешь.

– Конечно, доверяю. Я имею в виду – это может быть слишком опасно для тебя.

Мы сидим молча, слушая шелест зачарованных листьев, тихий гул магии.

– Ладно, – говорю я наконец. – Значит, Кетаи Ханно нашел тебя в горах и привез с собой в Анг-Хен?

Майна кивает.

– Бхали – жена Кетаи, моя приемная мать – тогда была больна. Она не появлялась на публике около двух лет, и это стало прикрытием для меня. Они объявили о моем рождении с некоторой задержкой, сообщив, что решили дождаться восстановления матери после родов. Никто не оспаривал такого решения, не задавал лишних вопросов. Может, будь я мальчиком, все вышло бы иначе, мной бы куда больше интересовались, а так я стала всего лишь еще одной дочерью знатного клана, с рождения предназначенной Королю-Демону. Мое существование не могло вызвать особенных последствий. Так что я начала новую жизнь во дворце Ханно и выросла в новой семье, которую мне легко было полюбить.

– Это правда? – спрашиваю я. – Ты правда их любишь?

Короткая заминка, потом ответ:

– Да, я люблю их, как могу. Наверное, тебя удивляет, что я настолько сильно ощущаю свою связь с Сиа – я ведь прожила с ними только первый год жизни. Но я постоянно думаю о них как о своей родной, настоящей семье. Порой какие-то неожиданные мелочи напоминают мне о них – вид далеких гор, едва уловимый запах, – и я чувствую потерю с новой силой. И собственное одиночество тоже. Осознание, что я – последняя.

– Я тоже очень по ним скучаю, – шепчу я. – По своим родным. Тут все беспрестанно твердят, что я должна их забыть, но я не могу просто взять и от них отказаться.

В голосе Майны слышится ярость.

– Так не отказывайся. Я вот не отказалась.

– Разве это не делает жизнь еще труднее?

Она кивает.

– Делает. Но я и не хочу, чтобы моя жизнь была легкой. Я хочу, чтобы она была осмысленной.

* * *

Вернувшись в Женский Двор – и потом целый день, – я думаю об этих ее словах, то и дело повторяю их про себя. Они словно укореняются во мне. Растут. Разворачиваются. Каждый раз, когда наши с Майной взгляды встречаются – глаза Майны кажутся теплыми из-за нашей общей тайны, но пылают и другим чувством, – каждый раз, когда мы идем вместе по коридору, держась друг к другу на дюйм ближе, чем прежде, я чувствую, как бьется птица в моей груди о прутья клетки. Это не только физическое желание, это жажда той самой жизни, о которой Майна говорила мне под деревом имен. Жажда отваги, которая звучала в ее словах.

Я не хочу, чтобы моя жизнь была легкой. Я хочу, чтобы она была осмысленной.

Образ старухи, бывшей Бумажной Девушки, рыдающей на берегу реки во время праздника, снова и снова возвращается ко мне. Ее искаженное лицо с опадающей кожей, отчаяние в глазах. Все это время я старалась как-то наладить свою жизнь во дворце, соответствовать ожиданиям других. Неужели я была так близка к тому, чтобы потерять себя?

Ту себя, которой я хочу стать на самом деле?

Этой ночью я жду, когда весь дом погрузится в сон, а потом проскальзываю в комнату Майны.

Она мгновенно вскакивает с постели мне навстречу.

– Леи? Что ты делаешь?

Я пересекаю спальню в несколько шагов, прижимаю Майну к стене.

– Посылаю легкую жизнь куда подальше, – отвечаю я и прижимаю губы к ее губам.

Она каменеет от моего прикосновения.

– Подожди, – шепчет она.

Мое дыхание учащается.

– Разве мы не достаточно долго ждали?

Короткая пауза – и она отвечает на поцелуй.

По моему телу прокатывается волна дрожи. С тихим стоном Майна закидывает руки мне на шею, гладит волосы, губы ее жадно раскрываются навстречу моим. Мы сразу попадаем в единый ритм, как будто это не первый наш поцелуй, а стотысячный, выверенный танец, любимая обеими песня. Майна делала это раньше? Эта мысль вспыхивает и гаснет. Или все дело в том, что это мы двое – я и она, и то, что с нами происходит, совершенно правильно, именно так, как должно быть.