Демонология Сангомара. Яд и Меч - Д. Дж. Штольц

Вицеллий с любопытством поглядывал то на Юлиана, то на Мариэльд. В конце концов, молодой северянин вспомнил обо всех чудесных рассказах про Золотой Город. И кивнул. Искушение стало так велико, что он не смог не согласиться.

— Я постараюсь как можно быстрее вернуться, матушка.

— Возвращайся, как захочешь, сын. После суда мы с Амелоттой поедем в Лоракко, где я пробуду с год-два, а потом герцогиня Моренн возжелала побыть уже моей гостьей с пару лет.

На лицо мужчины вновь набежала тень. Этого еще не хватало! Спроси Юлиана, кто, по его мнению, одна из самых неприятных личностей в его жизни, он бы без сомнений ткнул пальцем в герцогиню, сразу же после Белого Ворона. Как матушка терпела Амелотту, да к тому же и умудрялась весьма тепло общаться — граф не понимал.

— Я знаю, что ты жаждешь попасть на Юг, Юлиан, — с уверенностью в голосе произнесла Мариэльд. — В свое время, перед тем, как осесть в Ноэле, я проехала весь Север вдоль и поперек. За исключением, разве что, Филонеллона. Я хочу, чтобы ты тоже увидел мир, и не по книгам в библиотеке.

— Тогда я возьму золото с расчетом на несколько лет проживания.

— Возьми больше.

— Я не думаю, что задержусь там дольше, чем на год-два.

— А потом будешь жалеть. Я еще раз повторяю тебе, сын мой любимый и единственный, возвращайся, когда пожелаешь. Пять лет, десять… Двадцать… Полвека…

Юлиан хмыкнул и тихо рассмеялся от сказанного.

— Хорошо! — с веселой улыбкой сказал граф, затем посмотрел в сторону внимательного старика. — Когда вы хотите отправиться, учитель?

— Да хоть завтра, моя поклажа невелика. Но, если у тебя есть незаконченные дела, конечно же, мы выждем, сколько потребуется.

— На удивление нет.

Весь оставшийся день слуги провели в хаотичном движении, без устали пихаясь локтями и сталкиваясь друг с другом. Госпожа Лилле Адан возжелала отбыть к своей давней знакомой как можно скорее, а потому даже после захода солнца Кьенс не переставал орать на слуг, хотя услышать и одно слово от майордома уже было чудом. Периодически мальчонка лет четырех подбегал к отцу, но Кьенс, который уже десять лет исполнял обязанности Майордома особняка, даже не взглянул на сына. А один раз, не желая прерываться ни на минуту от контроля за сборами, он залепил настырному ребенку пощечину.

Когда луна обелила тусклым светом гладь бухты, Юлиан лежал в обнимку с Фийей в постели. Сквозь распахнутую на балкон дверь доносились прикрикивания уже охрипшего Кьенса, а свежий феллский ветер врывался под балдахин кровати и заставлял разгоряченную Фийю натягивать одеяло к самому носу. Лапистая и мохнатая ветка сосны скребла по стеклу.

— Тео Юлиан, — спросила шепотом, вглядываясь в бледное лицо мужчины, служанка. — А почему мы так быстро уезжаем?

— Меня не держат здесь важные дела.

Юлиан посмотрел на беззаботное личико айорки, ее наивно хлопающие глаза, которые видели в графе цель и смысл всей жизни. А затем, скрепя сердце, Старейшина тихонько сказал.

— Я хочу, чтобы ты осталась здесь, Фийя.

В комнате повисла тишина. Служанка ничего не ответила, потому что просто не смогла. Ее и так едва расширенные от удивления этим миром глаза распахнулись еще шире. Тому, что сказал ее господин, женщина не поверила. Такое невозможно.

— Но… тео Юлиан. Что вы такое говорите… Я не понимаю.

— Ты не поедешь со мной, Фийя. Я возьму с собой Естедаса, а ты останешься в особняке.

Белые руки женщины задрожали, она достала их из-под одеяла и трясущимися пальцами погладила Юлиана по овалу лица. По щекам на серое постельное белье потекли слезы, но Фийя молчала, лишь сделалась словно еще меньше да потеряннее.

— Тео Юлиан… Неужели я… Я Вас больше не устраиваю? — всхлипывания стали настойчивее, громче, и, в конце концов, женщина громко разрыдалась. — Я… для Вас… старая?

— Нет, Фийя! Не в этом дело! Послушай меня. — граф подволок служанку к себе и поцеловал во вспотевший лоб, а руки обняли голое нежное тело. — Ты сейчас в том возрасте, когда женщина должна задумываться о детях. У твоей сестры уже двое.

Слова не возымели никакого эффекта, женщина продолжала плакать и сквозь ее пальцы текли горькие слезы.

— Фийя, — граф шептал на самое ухо девушке, стараясь ее успокоить. — Я знаю, как на тебя смотрит Остен. И он тоже тебе приятен, я же вижу.

— Нет-нет… Как вы такое можете говорить! — женщина остервенело замотала головой, отчего ее темные волосы сразу же прилипли к лицу, но Фийя этого не заметила и не удосужилась даже смахнуть пряди.

— Могу, потому что знаю, о чем говорю, — рука Юлиана скользнула к шее со следами укусов, затем он убрал налипшие волосы с мокрого от слез лица. — Неизвестно, насколько придется задержаться в Элегиаре. Я хочу, чтобы ты не тратила свою молодость впустую.

— Тео Юлиан…

Как посчитал Юлиан, он привел весомые доводы, поэтому слегка отстранил от себя айорку и посмотрел внимательно в ее заплаканные глаза. Но от этого Фийе сделалось еще хуже, и она, боясь потерять хозяина, прильнула к нему и вцепилась изо всех сил. Худыми и изнеженными руками женщина обвила шею Юлиана и вновь разрыдалась, еще пуще.

— Не оставляйте меня!

Вдруг молодой служанке в голову пришла страшная мысль. И от того, что она себе надумала, она в ужасе уставились на графа.

— Или вы все-таки хотите от меня избавиться… Я Вам больше не нужна?

— О боги, нет! Я же тебе уже сказал.

— Возьмите меня с собой, тео Юлиан…

— Тебе нельзя в Элегиар, Фийя.

Юлиан выпутался из на удивление крепкой хватки той, что так боялась его лишиться, и встал. Потом закрыл дверь на балкон, чтобы любопытные уши снующих даже в ночи слуг ничего не расслышали, и вернулся в постель.

— В Элегиаре действуют иные законы. Там нет такого понятия, как айоры. А есть лишь рабство.

— Но… Я не понимаю, что вы такое говорите, тео.

Женщина встала на колени и прижалась к графу, а тот погладил ее по белой спине, укрытой длинными волосами.

— Это значит, что, если ты отправишься со мной в Элегиар, то в понимании элегиарцев ты будешь рабыней и….

— Ну и что, тео Юлиан. Мне все равно! — перебила жарко женщина, расцеловывая графа. — Матушка была рабыней, и я буду!

— … не дай боги, ты в мое отсутствие поднимешь глаза и посмотришь на какого-нибудь проходящего мимо уважаемого господина — тебя выпорют на месте, — закончил Юлиан.

— Почему? — девушка притихла и в ужасе посмотрела на господина. Мать ей такого не рассказывала, да и вообще редко говорила о тяготах рабства.

— Потому что в Элегиаре очень жестко относятся к статусам, даже приезжих. Там на айоров распространяются законы рабов, Фийя. Как говорил Вицеллий, а он элегиарец, «рабы — это скот, только хуже».