Романовы - Надин Брандес

Я молча кивнула. Он бросился бежать со всех ног. Только тогда я поняла, что он не задавал никаких вопросов о том, как мы выжили или откуда внезапно возникли. Он был готов поверить своим глазам и воспользоваться вторым шансом, не подвергая ситуацию сомнению. В другой день – за день до этого – подобное восхитило бы меня.

Но сегодня я лишь надеялась, он будет достаточно быстр, чтобы спасти Алексею жизнь.

Находясь в одиночестве в лесу, в израненном физическом теле, остро ощущаешь собственную уязвимость. Значительно острее, чем юркое эфирное создание. Едва звук стремительных шагов Заша растаял в лесном воздухе, мысленно я помчалась следом, словно мой разум летел за лекарствами.

Я предполагала, что теперь, когда нас нет, Ипатьевский дом опустеет. Но что, если там остались солдаты? Что, если Заша схватят? Он мог бы с легкостью рассказать, где скрываемся мы с братом. Привести их к нам. Закончить работу.

Вдруг он наткнется на Юровского? Тот наверняка заметил исчезновение наших тел и матрешки. Что, если он обнаружит Заша? А если найдет нас? Вдруг его особые часы смогут определить, где мы, из-за игрушки в моем корсете, и он будет преследовать нас в лесу?

Я поднялась со своего места рядом с Алексеем и отыскала брошенный пистолет Заша. Никогда раньше мне не доводилось держать в руках оружие, но его устройство не выглядело слишком сложным. Заш просто поднес его к голове и положил палец на спусковой крючок. Я смогу сделать это, если вдруг появится Юровский. Но в то же время… если он все же найдет нас… Каково это – быть убитой?

Бедный Алексей издавал стон с каждым вздохом. Я заткнула тряпкой рану на его бедре и прижала колено к дыре в его руке, но так как кровь не сворачивалась, это не приносило большой пользы.

Именно таких ран мама и боялась, потому что бороться с ними было практически невозможно. Подобное умел лечить Распутин, вытягивая мамино здоровье.

Моя собственная грудь пульсировала с каждым вздохом – не от эмоций, а от удара пули, которая срикошетила от драгоценностей в моем корсете. Сколько раз в меня стреляли? Мне было ужасно больно.

Солнце мерцало сквозь листву над головой, но тень давала прохладу. Горло горело от жажды. Почему я не попросила Заша принести еще и воды? Когда он вернется, нам придется перевязать Алексея и уйти.

Уйти… куда?

К белым? Мы даже не знаем, как их найти. Юровский сказал, что враги готовились накрыть город артиллерийским огнем. Очевидно, не так уж они и далеко.

Чего теперь ждать от жизни? Очевидно, Господь Бог даровал нам еще один шанс, но я не понимала, зачем. И не была уверена, что хочу воспользоваться им.

Я убрала волосы со лба Алексея. Поправила его окровавленный воротник. Он хотел бы выглядеть именно так… маленький солдат. Теперь моя жизнь существовала для него. Последний наследник престола страны, которая никогда не примет его. Мой брат, которого я обязана спасти.

Чего бы мне это ни стоило, я сделаю все, чтобы он выжил.

Я посмотрела на матрешку, скрывавшую два последних таинственных заклинания. Юровский сказал, что она поможет ему найти Дочкина. Неужели заклинания из матрешки могут привести к нему? Я все больше верила в то, что игрушка нужна ему не для себя, а чтобы найти и уничтожить мастера заклинаний.

Возможно, если удастся доставить к Дочкину Алексея, маг сможет исцелить брата. Насколько он силен? Его заклинание айнин отправило нас в царство духов. Он победил время, вернув нам тела из момента применения заклинания.

Он обратил новые раны вспять. Обладая такой силой, он мог бы сотворить заклинание, отменяющее казнь моей семьи. Заклинание времени, которое не даст случиться бойне. Если бы я привела к нему Алексея – как его царевича, – знаю, Дочкин сделал бы все возможное для него, для России. Он хранил верность Романовым – матрешка свидетельствовала об этом.

Впереди послышался звук, словно кто-то пытался проломиться сквозь кусты, и я бросилась через распростертое тело Алексея, хватаясь за пистолет. Стоило направить оружие в сторону кустарника, как появился Заш. Он увидел меня, заметил пистолет и резко остановился.

Вздох облегчения, вырвавшийся из моих легких, сказал все. Хотя сердце презирало Заша, что-то во мне по-прежнему ему доверяло. К тому же рядом с ним я чувствовала себя в большей безопасности, чем с любым другим большевиком. Моя рука упала на землю, и я выпустила пистолет.

– Значит, ты настоящая, – тихо сказал он.

Я нахмурилась.

– А ты что думал?

– Я решил, что тебя послал Господь, дабы помешать мне лишить себя жизни. И возможно, когда я уйду, ты вернешься на небеса.

– К сожалению, мы не ангелы – просто последние представители своего рода, пытающиеся выжить.

Заш бросил мне флягу.

– Ипатьевский дом пуст, если не считать горстки солдат, которые убирают… подвал.

Он имел в виду – отмывавших нашу кровь.

– Монахини прибыли к воротам почти одновременно со мной, так что я забрал еду и спровадил их обратно.

Из кустов снова зашуршало, и я прищурилась.

– Ты кого-то привел. – Он сдал нас, сообщил красным солдатам.

Шорох становился все громче, но казался слишком стремительным для человека. Затем из подлеска вырвался рыже-белый комок шерсти и прыгнул мне на колени, яростно облизывая лицо.

– Джой! – Мои глаза горели, когда я прижимала к себе спаниеля. Еще один выживший.

Еще один признак жизни и надежды.

– О, Джой, ты жива!

Я прижалась лицом к ее морде, но она тявкала слишком возбужденно, чтобы сидеть спокойно. И я отпустила ее к Алексею.

Будучи впечатляюще сообразительным спаниелем, собака не прыгнула на хозяина. Она осторожно обнюхала его тело и ткнулась носом в его щеку. Он не шевелился. Холодный. Слишком ослабший для разговоров.

– Он умирает, Заш. Мы должны что-то сделать. Какие заклинания ты добыл?

Джой лизнула Алексея – умывая, исцеляя и демонстрируя любовь тем способом, на который была способна.

Я нетерпеливо поманила его рукой.

– Ты нашел жестянку с заклинаниями облегчения?

Заш поспешил вперед и бросил сверток рядом со мной. Только тогда я увидела, сколько он несет: два заплечных мешка, набитые всякой всячиной, три фляги, два скатанных спальных мешка и корзинку с едой. Ту же самую, которую сестры приносили нам, только в этой было гораздо больше еды, чем нам когда-либо давали.

Как будто Заш знал, что нам предстоит путешествие. Как будто он собирался присоединиться к нам. Если бы я могла рассматривать его только как ресурс – мускулистое тело, которое могло нас защитить, – может, и согласилась бы.

Но не получалось. В моих глазах он оставался окутанным облаком недоверия. Он предал нас, привел к смерти. Может ли человек испытывать достаточно глубокое раскаяние, чтобы это исправить? Но даже если и так, для меня это ничего не значило. Я никогда не забуду, что он сделал. Никогда этого не прощу.