Романовы - Надин Брандес

Ни отклика. Ни лая. Никакого ответа от его любимой питомицы. Я не помогала ему искать, потому что не хотела обнаружить ее тело. Мы оба знали, что если бы она находилась здесь, живая, то откликнулась бы на призыв.

– Возможно, она сбежала, – предположила я. – Или не слышит твоего призрачного голоса.

Он прикусил губу, но не заплакал. Истинный солдат. Я рыдала бы вместо него, если бы могла. Алексей тихонько подошел ко мне и обнял. Я крепко прижалась к нему, цепляясь за мысль о тепле и безопасности, которую излучала эта частичка моей семьи.

– Кто мы такие, Настя? – Брат показался мне таким маленьким. – Почему только мы?

И наконец я осознала то, что до этого момента мой разум отметал в сторону.

– Я использовала заклинание, Алексей. Заклинание от папы. Он дал мне семейную матрешку, и в ней было заклятие, которое он велел не использовать, пока мы не будем в отчаянии. Когда я потянулась к твоей руке в грузовике, заклинание сработало. И вот мы здесь.

– Что делает заклинание?

Я покачала головой, чувствуя комок в горле.

– Мне казалось, оно исцелило меня. Но сейчас… я не знаю, что оно с нами сделало. Папа говорил, что каждое заклинание создавалось на благо семьи Романовых. Он убеждал, что в нем – наше спасение.

Мне казалось неправильным спасаться без папы. Предполагалось, что заклинание распространится и на него. На всех. Я ждала, как он и сказал. Я не использовала заклинание до самого конца.

Но было уже слишком поздно.

Отец ошибался.

– Может быть, оно позволяет нам сбежать.

Алексей отстранился и пристально посмотрел мне в лицо.

Я выглянула в открытое окно, окинув взором грузовик внизу. Теперь он был заполнен телами – в том числе и нашими. Юровский зашипел на охранников, угрожая им пистолетом и заставляя вывернуть карманы и сдать драгоценности, которые они вырвали из одежды Марии. Затем взял штык у одного из солдат и пронзил шевелящееся тело в кузове грузовика. Я вздрогнула. Неужели мое? Или Алексея? Или чье-то еще?

Почувствую ли я, если они уничтожат мою физическую оболочку?

Я не могла поверить, что это сделали наши люди, наши солдаты… Заш. Стремясь защититься от этой правды, я старалась не думать о ней.

Мой рассудок не позволял мне размышлять объемно, а будто выдавал только обрывки мыслей. Капельки, в каждой из которых заключалась трагедия растерзанной и измученной страны.

– Думаю, ты прав, – откликнулась я безжизненным голосом. – Заклинание позволит нам сбежать.

Но я не знала, хватит ли у меня воли на побег. На жизнь без семьи, с осознанием и памятью о сегодняшней ночи.

Потом я посмотрела на Алексея, который стоял, высоко подняв подбородок. Подражая папиной спокойной и свирепой силе. Ради него. Ради Алексея я сбежала бы.

Я не сдамся. Мы выживем… ради нашей семьи.

⁂

Юровский действовал быстро. Через полчаса после того, как нас казнили, он погрузил тела в грузовик, а солдат – в их машины. Оставшись один, прежде чем забраться в грузовик, он вытащил карманные часы.

Мы с Алексеем жались к машине, но не садились внутрь. Просто не могли находиться среди мертвых тел, в которых почти невозможно было узнать членов нашей семьи.

Юровский посмотрел на циферблат, затем подошел к грузовику и встал над моим телом. Он смотрел на меня сверху вниз, словно на спящую, а не убитую. В этот момент я пожелала ему смерти. Я хотела увидеть его расстрелянным в спину, распростертым на земле, лишенным всех мечтаний, стремлений, надежд и чести.

Папе было бы стыдно за мои мысли. Даже Алексей, наверное, скопирует отца и скажет, что я должна простить этого ужасного человека. Но моя воля к прощению умерла с первой же пулей, пущенной в папину грудь.

Юровский не слишком любезно похлопал по моему физическому телу. Во-первых, он нашел у меня в рукаве большую матрешку – ту самую, которой я уже воспользовалась. Мгновение спустя он обнаружил вторую игрушку, лежащую в корсете, вытащил ее и защелкнул карманные часы. Я могла только смотреть, как он обкрадывает меня.

Он держал перед собой матрешку, как бесценное сокровище. Глаза горели жадностью, а руки дрожали от победы.

– Умная маленькая Настя. Может быть, ты и защищала Дочкина некоторое время, но теперь, когда весь ваш род уничтожен, вы потерпели поражение. – Он осмотрел оболочку заклинания айнин, затем засунул игрушку в сумку.

Я коснулась призрачного корсета. Матрешка все еще ощущалась там, в нижней рубашке. При этом я также видела ее физическую версию – в руке Юровского. Ее отражение в его сверкающих глазах. У меня не получилось вытащить свою из-под рубахи. Не удалось даже сдвинуть ее с места. Кому же она в действительности досталась, Юровскому или мне?

Он спрятал матрешку подальше. Лишь ее он не оставил в кабинете, не включил в рапорт. Комендант оставил этот кусочек дерева себе. Он упоминал что-то о поисках Дочкина. Наверное, для того она ему и понадобилась. Каким-то образом матрешка приведет к мастеру заклинаний, и Юровский наверняка убьет его.

Комендант забрался в грузовик. Солдаты открыли ворота, и машина с грохотом сорвалась с места. За ней следовал еще один грузовик с лопатами, холстами и бочками с кислотой. Мы с Алексеем забрались в кузов как раз вовремя, чтобы последовать за нашей семьей.

За нашим врагом.

Умчаться из тюрьмы в смертельную неизвестность.

Пока проезжали сквозь ворота, я заметила солдата, который тихонько говорил товарищу: «Вот и конец династии Романовых».

Мы с Алексеем, два призрака, сидели, полные решимости выжить и доказать, что они ошибаются.

Лучше бы мы не поехали. Куда, я полагала, нас доставят? Юровский и его люди перевозили наши тела не столько чтобы похоронить, сколько чтобы уничтожить все свидетельства нашего существования. Теперь ясно, куда он так часто ездил верхом – найти место захоронения.

То, какую могилу он выбрал, причиняло боль.

Ствол шахты в зарослях густого Коптяковского леса. Мы добирались до места более двух часов, потому что грузовики постоянно буксовали в грязи. Юровский был в ярости. Они забрали тела моей семьи и сняли с них одежду, чтобы сжечь, а затем бросили трупы в шахту.

Поверх вылили кислоту, стремясь уничтожить даже их кости. Их наследие. Царских похорон не будет. Траура для тех, кто по-прежнему верен династии, не будет. Возможно, мир никогда не узнает, что мы умерли.

– Не могу на это смотреть, – прохрипела я, только тогда осознав, что мы присоединились к палачам, потому что я еще не была готова проститься. Но что хорошего мы делали? – Нам пора, Алексей.

– А как же наши тела? – Он смотрел на людей, работавших в шахте. Мы слышали Юровского, оравшего, что та недостаточно глубока. Что им придется тащить тела наверх и искать новое место.