Как научиться учиться - Ульрих Бозер

Эйнштейн тут же понял, что здесь что-то не так. Скорость света считается постоянной. Но мысленно Эйнштейн представил ситуацию, при которой свет как будто не движется, по крайней мере для человека, двигающегося рядом с ним. Эти два факта не могут быть истинными одновременно, что породило в душе юного Эйнштейна «самые разнообразные конфликты», как писал он позже{2}.

Мысленные эксперименты как учебное упражнение применялись еще в Древней Греции и в целом служат способом более глубокого обдумывания идеи. Они заставляют людей разобраться, как определенный навык или знание встраиваются в систему, и в этой главе мы более подробно рассмотрим, как можно учиться, устанавливая взаимосвязи внутри той или иной области знаний и умений.

В процессе учения понимание базовых взаимосвязей между компонентами изучаемого материала зачастую оказывается самым сложным делом, но в конечном итоге именно ради этого мы и учимся. Так возникает профессионализм. Эйнштейн считал, что толчком к созданию специальной теории относительности стал именно его юношеский мысленный эксперимент. Позже он писал: «Можно видеть, что в этом парадоксе уже содержится зародыш специальной теории относительности».

Первые исследования системного мышления появились примерно тогда же, когда Эйнштейн опубликовал свою теорию относительности. Одно из них было проведено в Чикагском университете психологом Чарльзом Джаддом. В одной из частей эксперимента он предложил двум группам людей бросать дротики в мишень, погруженную в воду.

Первая группа испытуемых просто выполняла процедуру, многократно кидая дротики в мишень, находившуюся примерно в 10 см от них. Вторая группа делала то же самое, но сначала им рассказали о понятии рефракции, то есть о том, как луч света меняет направление, попадая в воду{3}.

Затем Джадд передвинул мишень примерно на 30 см, и, хотя на маленьком расстоянии обе группы одинаково успешно поражали мишень, после его увеличения только вторая группа смогла в нее попасть.

По всей видимости, те, кто понял взаимодействие света и воды, сумели лучше справиться с задачей в изменившихся условиях. Они смогли использовать полученные знания в новой обстановке. Эти знания оказались более гибкими, так как стали для них частью более богатой системы мышления.

Когнитивный психолог Линдси Ричленд, в последние годы много писавшая об этой идее, в одной из наиболее знаковых статей говорит о том, что для построения концепций, решения задач и критического мышления необходимо усвоить закономерности изучаемой области знаний.

Ричленд пришла к этой мысли, много лет изучая процесс обучения в самых разных сферах — от математики до истории, и показала, что профессионализм в конечном счете определяется пониманием того, как структуры знаний связаны друг с другом. «Основой мышления более высокого порядка по сути служит логическое осмысление связей», — сказала мне Ричленд, когда я встречался с ней в Чикагском университете.

Специалисты, обладающие таким системным мышлением, очень много думают. Они понимают, как все связано друг с другом в их сферах деятельности, а поэтому способны преодолеть хаос и сложность и раскрыть сущность любой идеи. Пабло Пикассо прославился тем, что сумел нарисовать быка всего лишь семью линиями. Выдающиеся юристы вроде Тергуда Маршалла способны с легкостью извлечь ключевой аргумент из нагромождения юридических подробностей. В качестве еще одного примера задумайтесь о скрытой утонченности популярных песен группы The Beatles: ее сложная музыка кажется совершенно несложной.

Кроме того, по данным Ричленд, у людей, взаимодействующих с тем, что им знакомо, улучшается логическое мышление. Например, если человек знает больше о взаимосвязях и системах в математике, он успешнее овладевает математической логикой. Если кто-то обнаруживает, как связаны друг с другом исторические факты, он глубже понимает историю. «Эффективное обучение сводится к размышлениям о связях», — считает Ричленд.

Возьмем, к примеру, изучение океана. Ричленд утверждает, что есть люди, способные долгое время изучать отдельно взятые явления — например, температуру или объем воды в океане. Чтобы развить навыки логического мышления, построить системное понимание, нужно изучать тему во всей ее совокупности. Что происходит, когда растет уровень солености? В чем разница между океанами и озерами? Как рифы влияют на океанические течения?

Подобные вопросы подталкивают людей к развитию мышления — и исчерпывающему пониманию идеи, темы или навыка. «Не нужно просто запоминать все факты, — говорит Ричленд. — Чтобы учиться эффективно, люди должны искать причины, аналогии, различия».

Ричленд разработала свою теорию, опираясь на такие науки, как физика и математика, и после беседы с ней я был заинтригован. Я подумал: можно ли применить ее аргументацию к чему-то, не связанному с наукой? И записался на курсы, посвященные — никогда не догадаетесь! — вину. Конечно, есть много способов отточить свои знания о виноделии и винах. Некоторые путешествуют по виноградникам всего мира, другие посещают семинары, третьи просто пробуют много разных вин.

Но, учитывая выводы Ричленд, я решил изучить, как вина сочетаются с различными блюдами. Мне хотелось знать: дадут ли мне размышления о взаимосвязях больше понимания, лучший путь к углублению моих знаний?

Первое занятие эксперт по винам Аманда Уивер-Пейдж провела дождливым вечером в пятницу. Одетая в белый поварской костюм, Уивер-Пейдж сначала объяснила некоторые основы виноделия. Она говорила о кислотности, о танинах[11], придающих красным винам особый букет… О том, что ключевую роль играет их плотность… «Легкое вино можно сравнить с обезжиренным молоком, — говорила Уивер-Пейдж, — а полнотелое больше похоже на цельное».

По утверждению Уивер-Пейдж, чтобы найти правильные сочетания вин и блюд, нужно разобраться в том, что чем дополняется. Иными словами, пища должна «поддерживать» вино, а вино — пищу, они должны быть как инь и ян. Поэтому более легкие вина хорошо сочетаются с легкими закусками, например фруктами, а более тяжелые, красные вина «поддерживают» что-нибудь вроде жареного мяса: «Подайте легкое вино с чем-то текстурно тяжелым, например со стейком, и пища подавит вино».

Сначала некоторые из утверждений Уивер-Пейдж вызывали у меня скептическую реакцию. Мне всегда казалось, что в разговорах о винах, как в разговорах о высоком искусстве или дорогих машинах, присутствует изрядная доза эксгибиционизма. Но потом она предложила нам первое сочетание: салат с козьим сыром и испанское вино альбариньо. И отношения между ними сразу стали очевидны, раскрыв мне о природе вин то, о чем я никогда не подозревал ранее. Суть этого вина — мягкая, чем-то похожая на лайм — казалось, не вызывала сомнений.