Я, ангел - Константин Аврилов

– Поздравляю с крыльями, коллега!

Ответив благодарностью, Тиль осведомился, как поживает библиотечная овечка, может, наконец, выкинула что-нибудь особенное или скандальное.

– Все великолепно! – бывший летчик изобразил танцующего под дождем. – Тиха, мила скромна, клубника со сливками.

– И никаких пороков?

– Ну, как без этого, обязательно есть. Так, мелочь, ерунда.

– Извини за любопытство...

– Уже извинил! – Сокурсник сделал реверанс. – От коллеги не может быть секретов. Моя овечка торгует детской порнографией по Интернету с рабочего компьютера. Ловко?

Не зная, как реагировать, Тиль осторожно спросил:

– А за это штрафных не полагается?

– Еще как полагается! – обрадовался 897-й. – Уже целую гору навалили!

– И как ты?

– Великолепно! Мне... совершенно... наплевать! И на штрафных! И на овечку! И на Хрустальное небо! – пропел бывший пилот и сгинул.

Погладив Мусика, словно мотоцикл разволновался, Тиль прикинул, что тут ему делать нечего. Дурят что-то коллеги-ангелы, словно враз свихнулись. А Там – одна сумасшедшая, да и то не чужая, а его, драгоценная и единственная, в прямом смысле слова, овечка.

Молодое тело впитывало силы как губка. На следующий день Тина вырвала трубки капельниц и провода кардиографов, заявив, что с нее достаточно. Отказавшись от любой помощи, выползла из кровати, черепашьим шагом добралась до ванной комнаты, встала под душ, держась за стенку, и упрямо проторчала под горячими струями. Виктория Владимировна с тетушкой, горничными и медсестрой не показывались, но изготовились за дверью спасательной командой. Тина не дала им шанса. Сама переоделась и спустилась на кухню съесть, что найдется в холодильнике.

Заехал Владимир Николаевич, но держался с пациенткой подчеркнуто холодно и равнодушно. На его вопросы Тина отвечала односложно, может, стесняясь, что сболтнула тайну постороннему. Доктор делал вид, что ему все безразлично. О чем говорил с Викторией Владимировной, Тиль не подслушивал.

Дни овечки стали пролетать незаметно. Ангел с мотоциклом несли вахту без срока. Вовсе не из усердия. Тилю было уютнее на подоконнике или краешке одеяла овечки, чем на мраморных полях Срединного неба. Ему совсем расхотелось показываться Там. Странный вопрос, заданный Витькой, тревожил, и пока ответ не нашелся, возвращаться было незачем.

Он знал всего два правила ангелов, за их нарушение, очевидно, полагалось нечто худшее, чем штрафные. Это ведь на Том свете законы соблюдают до тех пор, пока выгодно. А Здесь все должно быть молниеносно и неизбежно. Как же тогда ангел сможет поменять правила игры? Выходит, за нарушение правил не последует возмездия, быстрого и неотвратимого. Разве такое возможно? В конце концов Тиль решил отложить мутный вопрос для Сведенборга. Старик наверняка растолкует.

Кто убил Толика, он представлял отчетливо, хотя не смог додуматься о хитроумном способе ликвидации. Куда больше тревожила перспектива Хрустального неба. Если правда, что сказал Витька, значит, старания напрасны. Остается сложить крылья, наплевать на овечку и ждать неизбежного финала. А может, такой глупости от него и ждут? И Витьку специально подослали, чтобы заманить неопытного ангела в ловушку? От Милосердного трибунала жди коварства. Нет, на это его не поймают. С другом детства придется быть настороже. Да и как бросить овечку. Куда она без него – несмышленыш, хоть и задиристый.

Кое-как Тина пыталась восстановить пошатнувшийся авторитет. Вызвав мать и тетку, заявила, что если кто-нибудь станет ее жалеть или сочувствовать, будет записан в личные враги до скончания мира. Было приказано не вспоминать и даже не заикаться о происшедшем. А тем более не смотреть на бинты, которые оставались на запястьях. И хоть она пыталась раздухариться, изображая грозный вид, что-то изменилось. Раненый соколенок, спасшись из когтей коршуна, все еще пытается грозно щелкать клювом, но раздается жалобное чириканье. Погнулась невидимая пружинка, заставлявшая бояться и отступать перед худенькой девчушкой. Даже горничные заметили перемену, вернее – ощутили нюхом прислуги. Тине не хватало прежней дури переть напролом, бешеное желание делать по-своему куда-то подевалось, она замечала, что окружающие чуть по-иному слушают и смотрят на нее. Все еще властная на словах, не испытывала желания рулить и командовать, чувствуя, что присмирела. Осталось признать самой себе капитуляцию.

Распорядок жизни изменился. Тина перестала ездить по клубам и магазинам, ни с кем не общалась, проводя все время в своих комнатах. Виктория Владимировна замечала, что дочь напряженно размышляет о чем-то. Тиль знал не больше матери, наблюдал за окрепшими органами, за миром и спокойствием в вариантах, но не мог понять, отчего овечка загрустила. Пробовал махать на нее крыльями и даже разок погладил по голове – бесполезно: Тина не вылезла из раздумий.

Затворничество продолжалась с неделю и кончилось внезапно. Она вышла из спальни одетой и попросила отвезти, сама за руль еще боится. Водителю была дана команда ехать на Третьяковский проезд. Зайдя в первый бутик, в котором надеялась развеяться, потратив пару тысяч на тряпки, Тина вдруг поймала себя на том, что ей чудовищно скучно. Вокруг богатой клиентки танцевал вышколенный персонал, но жажда шмоток испарилась. Все это было не только не нужно, но омерзительно до зеленой тоски. Не примерив, Тина купила какое-то платье с туфлями, зашвырнула пакеты на сиденье и приказала отвезти в ювелирный на Петровку.

Витрины сверкали, джентльмен за прилавком стелился, подбирая и примеряя украшение, достойное такой редкой кредитной карточки. Поход к ювелирам всегда был допингом, демонстрацией безграничной силы и возможностей, волшебством обладания всякой вещью, какой возжелает. Новые кольца поднимали тонус не хуже кокса. Но кайф выдохся. Драгоценные камешки обернулись блестящими стекляшками, золото радовало не больше фольги, а вместо сладкого предвкушения – болталась сонная пустота. Не дослушав ювелира, игравшего перстеньком, который удивительно подойдет к такой изящной ручке, Тина ушла, оставив торговца в злом изумлении.

Испытанные средства развлечений кончились, не в кино же ехать. Охранник и водитель ждали волю хозяйки. Вдруг она попросила отвезти в какой-нибудь парк.

Машина подрулила к лесопосадкам имени Горького.

Снег сошел, весна трепыхалась в сырых дорожках и набухающих почках. Не зная, куда и зачем идет, овечка просто шла, пока не остановилась в большой аллее. Она оказалась там, где много лет назад Вика встретила некоего П.С. Перепонова. Было это странным капризом интуиции или слепым совпадением? Никто, даже ангел, не знал.

Устроившись на сырой скамейке, Тина поглядывала по сторонам, словно искала или ждала кого-то. Аллея была пустынна, одинокий бегун да томная парочка.

– Ангел, ты здесь? – спросила она чуть слышно.

Конечно, Тиль был рядом, за спиной. И Мусик тоже.

Подождав, как будто прислушиваясь к себе, Тина шагнула на середину аллеи и зажмурилась.