Последний свет Солнца - Гай Гэвриэл Кей

Кендра поднесла ладонь ко рту, сердце ее глухо стучало. За лугом в утреннем свете Джудит стояла с Сейнионом Льюэртским, она ничего не слышала. Они были похожи на картинку из священной книги, любовно и набожно освященную клириками. Часть другой картины, другого текста, не этого.

Этот текст, в котором были они, не священный. Хлесткость слов сингаэля почему-то усиливала музыкальность его голоса. Ательберт, который вовсе не был просто шутником, открыл глаза и посмотрел вверх.

Хакон покраснел, как всегда, когда выходил из себя.

— Мне кажется, ты оскорбляешь и принца Ательберта, и меня по своему невежеству, — произнес он с достоинством. — Берешь свои слова обратно или мне придется проучить тебя, во имя святого Джада? — Он взялся за рукоять меча.

Младшая дочь Элдреда отличалась более мягкими манерами, чем ее сестра, и поэтому ее считали более мягкой (но не братья и сестры). Однако с ней сейчас происходило нечто странное. Чувство, внутреннее ощущение… присутствие. Она не понимала, тревожилась, злилась, ей что-то угрожало. Темнота при солнечном свете была здесь, рядом.

Сжав кулаки, она подошла к брату, к их давнему другу и к этому самонадеянному сингаэлю, кем бы он ни был, и, когда незнакомец повернулся к ней, она замахнулась обутой в сапог ногой, чтобы ударить так же, как Джудит ударила Ательберта.

Но результат получился другим. Этот человек не стоял с закрытыми глазами, он был в состоянии повышенной готовности, порожденной яростью и путешествием в незнакомую страну.

— Кафал! Стоять! — хрипло приказал он, и в ту же секунду, когда пес отступил, сингаэль ловко отпрянул в сторону и схватил ступню Кендры, наносящую удар. Он остановил ее ногу на высоте талии. Потом поднял еще выше.

Она падала. Он хотел, чтобы она упала.

И упала бы, если бы не подоспел другой человек, постарше, быстро ее подхвативший. Она не слышала, как подошел священник. Она осталась в этой позе: одна нога в руках у одного сингаэля, а тело поддерживал сзади другой.

Разъяренный Хакон прыгнул вперед.

— Вы, свиньи! — рявкнул он. — Отпустите ее!

Младший повиновался с готовностью, что было приятно. Затем, что было менее приятно, сказал:

— Простите меня. Каким было бы правильное поведение в данном случае? Позволить эрлингу научить меня учтивости? Я не хотел вырезать ей легкие. Как следует поступить человеку, когда женщина так роняет в его глазах свое высокое происхождение? Принять предложенный удар?

Хакону пришлось трудно, так как он не находил достойного ответа и совсем не понимал, почему Кендра так поступила.

— С превеликим удовольствием прикончу тебя, — продолжал сингаэль своим абсурдно красивым голосом, который, по-видимому, всем им достается в дар, — если ты считаешь, что здесь речь идет о защите чести.

— Нет! — быстро возразила Кендра, и одновременно Сейнион Льюэртский отпустил ее локти и повернулся к своему спутнику.

— Принц Алун, — произнес он голосом, похожим на кованый металл, — ты здесь в качестве моего спутника и телохранителя. Я полагаюсь на тебя. Помни об этом.

— И я буду защищать тебя ценой жизни от языческого отродья, — ответил молодой сингаэль. Слова были грубыми, тон сверхъестественно мягким, ровным. «Ему все равно, — подумала вдруг Кендра. — Он хочет умереть». Она не имела ни малейшего представления, откуда ей это известно.

Хакон обнажил меч и сделал шаг.

— Мне надоели эти слова, — с достоинством произнес он. — Сделай, что сможешь, во имя Джада.

— Нет. Простите меня, оба, но я вам запрещаю. Это произнес Ательберт, уже стоя, ему явно было больно, но он делал то, что нужно. Он встал, пошатываясь, между Хаконом и сингаэлем, который еще не обнажил свой меч.

— А! Прекрасно! Ты все-таки не умер, — с насмешкой сказал тот, которого, очевидно, звали Алун. — Давайте отпразднуем это, сделав кому-нибудь кровавого орла.

В тот же момент, возможно, в самый удивительный момент этой крайне неприятной встречи, Сейнион Льюэртский шагнул вперед и нанес короткий, сильный удар сжатым кулаком в грудь своего молодого спутника. Верховный священнослужитель сингаэлей не принадлежал к типу мягких, сдержанных людей. Этот удар заставил молодого человека пошатнуться и чуть не сбил его с ног.

— Хватит! — приказал Сейнион. — От имени твоего отца и от моего собственного. Не заставляй меня пожалеть о любви к тебе.

Кендра запомнила эти последние слова. И то, что пес даже не шелохнулся, несмотря на нападение на своего хозяина и боль в голосе Сейниона. Ее чувства, казалось, неестественно обострились, она вся напряглась, предвидя какую-то угрозу. Она смотрела, как молодой сингаэль выпрямился, медленно поднес руку к груди, потом убрал ее. Тряхнул головой, словно для того, чтобы в ней прояснилось.

Он смотрел на Сейниона, как видела Кендра, игнорируя клинок Хакона и вмешательство Ательберта. Джудит хранила молчание, что было для нее необычно, стоя рядом с Гаретом, который вел себя как обычно, то есть внимательно наблюдал.

Двое слуг сингаэлей остались у реки. Кендра подумала, что все еще не закончилось утро, лето, солнечный день и они находятся к юго-западу от Эсферта. В мире прошло совсем мало времени.

— Ты видишь, что мой меч все еще в ножнах, — наконец произнес Алун тихо, обращаясь к Сейниону. — Там он и останется. — Он повернулся к Кендре, чем удивил ее. — Ты не пострадала, госпожа?

Ей удалось покачать головой.

— Приношу извинения, — сказала она. — Я на тебя напала. Ты оскорбил друга.

Тень улыбки.

— Я так и понял. Очевидно, это неразумно в твоем присутствии.

— В присутствии Джудит еще хуже, — заметила Кендра.

— Вовсе нет! Только когда… — начала Джудит.

— Кровь и боль Джада! — воскликнул Гарет. — Хакон! Меч в ножны!

Хакон сразу же повиновался, затем повернулся вместе с остальными и увидел причину приказа. Он с трудом сглотнул.

— Отец! — воскликнула Джудит таким голосом, что можно было действительно поверить, будто она просто в восторге и не чувствует ничего, кроме удовольствия. Она сделала шаг вперед и присела в показном, изящном, привлекшем всеобщее внимание поклоне в луговой траве.

— Виноват, виноват, виноват, — прошептал Гарет верховному священнику. — Богохульство. Я знаю.

— Самое невинное из допущенных здесь прегрешений, я бы сказал, — пробормотал Сейнион Льюэртский и тоже вышел вперед с улыбкой, преклонил колено и поднялся, чтобы обнять короля англсинов и получить ответное объятие.

А потом он так же обнял и благословил солнечным диском покрытого шрамами, хромающего, добродушного Осберта, идущего немного сзади и сбоку от Элдреда, как обычно.

— Сейнион. Дорогой друг. Я не ждал тебя так скоро и очень рад, — сказал король.

— Ты, как всегда, оказываешь мне слишком большую честь, господин, — сказал священник. Кендра, пристально наблюдая, увидела, как он оглянулся через плечо и прибавил: — Хочу представить одного из моих спутников. Это принц Алун аб Оуин Кадирский, который любезно согласился отправиться вместе со мной и принести привет от своего короля-отца.