Я спас СССР. Том IV - Алексей Вязовский

– Позвони только заранее. И молодец, что ее не забываешь, – вздыхает полковник, – а то ведь многие знакомые пропали после смерти Никиты Сергеевича. Я слышал, ты теперь у Аджубея работаешь?

– Ну, да. Наш молодежный журнал входит в состав его издательства, и формально мы ему подчиняемся.

Мы с полковником проходим через чисто выметенный внутренний двор, мимо опустевшей большой клумбы, на которой сейчас остались лишь кусты роз, укрытые мешковиной для зимовки. Голые деревья тоже стоят, как призраки в свете фонарей, зато английский газон и огромные ели продолжают зеленеть как ни в чем не бывало. Хоть и поздняя осень, а садовники работают на пятерку.

Заходим в главный дом. В холле ничего не изменилось с лета, и сверкающая хрустальная люстра все так же отражается в большом настенном зеркале. Только ковровая дорожка протянулась теперь по мраморному полу от входных дверей через весь холл да яркая детская машина примостилась у стены. Я отдаю свое пальто Литовченко, поправляю один цветок, выбившийся из букета. А из дверей навстречу мне уже спешит новый хозяин особняка.

– Ну, здравствуй, Алексей!

Что за улыбка у него, так и хочется улыбнуться в ответ! Вот видно же, что человек устал, а все равно лучится добродушием.

– Добрый вечер, Юрий Алексеевич!

– Леш, ну дома-то давай по-простому, без отчества? – укоризненно качает головой Гагарин. – Мы же не старики с тобой, и ты младше меня всего-то лет на пять.

– Нет, Юрий Алексеевич, так нельзя. Привыкайте теперь к новым порядкам. – Заметив, что генсек нахмурился, спешу пояснить свою позицию: – Возраст здесь ни при чем, вы теперь руководитель огромной страны, и если каждый знакомый начнет вам тыкать, то добра не жди. Никому же не придет в голову тыкать Косыгину или Микояну? Вот и в отношении вас теперь должна действовать строгая субординация.

– А сегодня нельзя сделать исключение? – снова улыбается мне Юрий. – Хочется ведь поговорить по душам.

– Если только сегодня, – нехотя сдаюсь я. – Иначе потом в самый неподходящий момент «тыкну» и опозорюсь я на всю страну.

Гагарин заразительно смеется, хлопает меня по плечу и ведет по коридору в гостиную. Да-да, в ту самую, где мы беседовали с Брежневым и где потом с Литвиновым арестовывали его. Обстановка в комнате немного изменилась, и стало чуть уютнее – на полу перед камином вместо медвежьей шкуры теперь лежит ковер, и шторы на окнах совсем другие. Но в целом вся прежняя мебель осталась на своих местах. Стол уже накрыт к ужину, видимо, ждали только меня.

В коридоре слышится топот детских ног, и в гостиную забегают две девочки – одной лет пять, второй не больше трех. Обе светловолосые, с косичками и большими бантами.

– Папа, папа! – кричит с порога младшая и с разбега запрыгивает на отца. Юра со смехом подхватывает ее на руки и кружит. – Мама сказала, что Лене скоро пианино привезут и она будет играть на нем! Я тоже хочу!

– Нет, сначала придется долго учиться этому.

– А сразу нельзя?!

Тут девочка замечает меня, скромно стоящего с букетом за спиной отца, и немного тушуется. Потом с любопытством выглядывает из-за его плеча:

– Ты кто?

– Я Алексей Русин, можно просто Леша. А ты?

– А я Галя, – важно говорит егоза, потом показывает рукой на сестру. – Это моя сестренка Лена. И еще мама сейчас придет.

В гостиную и правда следом за девочками заходит невысокая, скромно одетая женщина в очках. Ее темные волнистые волосы собраны в пучок, лицо простое и симпатичное, на губах приветливая улыбка.

– Валентина, моя жена, – представляет мне Юра свою вторую половину, – а это тот самый Алексей Русин, из-за которого и начался весь переполох.

– Очень приятно, – улыбается Валентина и принимает от меня букет. – Спасибо за цветы, Алексей! Жаль, что мы раньше не познакомились, ребята из отряда много хорошего о вас рассказывали.

– Они меня перехваливают, – скромно улыбаюсь я в ответ, – у Жени Евтушенко стихи гораздо лучше.

– Леша, а на пианино ты умеешь играть? – не дает свернуть с животрепещущей темы младшая дочка.

Развожу руками:

– Нет, красавица, только на гитаре.

В детских глазах вижу полное разочарование. Гитара у младших Гагариных совсем не котируется. Интерес ко мне резко пропадает, и Галя снова переключается на отца. Смотреть на Юру в окружении семьи очень приятно – они с женой удивительно подходят друг другу. И маленькие дочки – логичное продолжение этой дружной семьи. Младшая непоседливая, ни секунды спокойно не сидит на руках отца, а вот старшая характером больше похожа на маму, уже сейчас в ней чувствуются серьезность и основательность. Интересно, и в этой реальности она станет историком, а потом и директором Музея Московского Кремля?

– Давайте сначала поужинаем, – предлагает Валентина, – а потом уже и про музыку и про стихи поговорим.

Девочки тут же послушно усаживаются за стол, мы, взрослые, следуем их примеру. Валентина, как гостеприимная хозяйка, сама накладывает и детям, и мне на тарелку салат, Юра берет в руки бутылку вина, вопросительно смотрит на меня.

– Мне если совсем немного, чисто символически за встречу.

– Ну и хорошо, мы и сами с Валей не особо любим спиртное, – улыбается Гагарин. – И вечером с ней едим совсем немного, так что не обращай на нас внимания.

– Продолжаешь сидеть на диете?

– Продолжаю, – вздыхает он. – а жена со мной за компанию. Килограмм восемь скинуть бы мне точно не помешало. Хотя кто ж мне теперь даст летать…

– Тебе бы и так летать не дали, – грустно усмехается Валентина, – никто бы не позволил рисковать жизнью Первому космонавту Земли.

– И что теперь, навсегда забыть про небо, про космос?!

В голосе Гагарина слышится плохо скрываемое отчаяние. Без неба он как рыба без воды. Но ведь всем приходится поступаться чем-то важным и жертвовать. Валентина успокаивающе гладит его по руке.

– Зато у тебя наконец-то появятся нормальный режим и время на спорт. Теперь не нужно будет выпивать на бесконечных банкетах, не нужно будет давать автографы и выступать перед людьми, рассказывая об одном и том же.

Мудрая женщина. Но ее слова Юру ничуть не успокаивают. Видно, что этот разговор о наболевшем возникает у них не первый раз.

– Да не хочу я быть свадебным генералом, понимаешь?! А меня именно в него и превращают.

– Так и не будь им, – прихожу я на подмогу Валентине, чем заслуживаю ее благодарный взгляд. – Да, в экономике ты не силен, но ведь для этого есть Косыгин и Совмин. Речи писать не умеешь – для этого есть специалисты по публичным выступлениям. По внешней политике у тебя теперь тоже отличный помощник – Олег Трояновский.

– И чем же тогда мне остается заниматься?

– Для тебя есть и другие важные области применения сил.