Сгори дотла, моя звезда! - Владимир Колычев

Они уже почти управились, когда появилась Варвара Карловна.

– Вы еще здесь? – с невероятным удивлением спросила она.

– А разве мы должны разыскивать Светлову? – тем же тоном спросил Крякин.

Если он хотел ее уязвить, то ему это не удалось. Майор Вештель ничуть не оскорбилась. И продолжала улыбаться, как женщина, которую в самом ближайшем будущем ожидало яркое и счастливое событие. Скорее всего она торопилась на встречу со своим мужчиной. А Крякина – за борт, весело и с улыбкой.

– Вы должны ее разыскивать. И если у вас есть желание заняться этим в субботу, то я возражать не буду… А кабинет ваш в понедельник проверю. И чтобы все здесь сияло! – с милой улыбкой закончила она.

– Сияют медные тазы на солнце, – сказал Артем, когда она ушла. – И еще у кота… Ну и сама Варвара Карловна сияет… Крякин, ты еще здесь? Догоняй, пока не поздно. Или уже поздно?

– Поздно, – с сочувствием посмотрела на него Катя.

Похоже, она знала о его чувствах к начальнице. Или всего лишь догадывалась.

– Поздно, – повторила она. – Похоже, у Варвары все очень серьезно. Я ее еще ни разу такой не видела… Думаю, она влюбилась…

Крякин уныло опустил голову.

– Не кисни, капитан, – хлопнул его по плечу Артем. – Женщины любят успешных мужчин. А пока Светлову не нашли, ты в ее личном рейтинге проходишь как неудачник…

– И ты, между прочим, тоже, лейтенант! – свысока улыбнулась Катя.

– Никто и не спорит, – ничуть не смутился Артем, – но Светлову мы найдем… И получим за это орден!

– Ага, два!

– Конечно, два, по одному на брата… Хочешь, третьей будешь?

– Ты куда, на орден меня приглашаешь? Или выпить?

– Пить мы начнем, когда орден обмывать будем… А пока – сухой закон, правда, товарищ капитан?

– Не знаю, – угрюмо качнул головой Крякин. – Я бы от ста грамм не отказался…

– А это уже хандра, Петр Федорович. Выше нос, капитан! Выше знамя российского сыска!.. Заканчиваем здесь и едем там… то есть туда…

– Куда туда?

– Сначала в Клин, а потом в Солнечногорск…

– То есть ты не хочешь, чтобы я заслужила орден?

– Хочу. Мне для тебя от государства ничего не жалко.

– А от себя?

– Я орденами не награждаю… Вот спасибо тебе за хорошую работу сказать могу.

– Хоть за это спасибо.

– Но я же свое «спасибо» еще не сказал. И не скажу, пока не закончим. Здесь чуть-чуть осталось…

«Чуть-чуть» растянулось еще на два часа. Было уже темно, когда офицерская троица отправилась в путь.

Тяжелые, причудливо рельефные тучи поймали, закрутили в себя багровое яблоко солнца, долго удерживали его и все же выронили – в темно-свинцовую гладь большого озера. Солнце тонуло в мрачных водах, а тучи, казалось, подталкивали его сверху, чтобы поскорей избавиться от света.

Но солнце непобедимо, завтра оно вновь поднимется с востока. И так по кругу над землей – из вечности в вечность. А жизнь человеческая несоизмеримо коротка. И хрупка. Если утонешь в озере, то уже не воскреснешь…

Маша Светлова стояла у окна – одной рукой придерживала занавеску, другой – касалась стекла. Она даже не пыталась выдавить его: знала, что бесполезно. Стекло бронированное, и ей с ним не справиться… Да и куда ей бежать? Кому она нужна в том мире, из которого ее вырвали силой?.. А если и нужна, то скорее всего публике, журналистам, но все это такое шумное, шаткое, ненадежное…

В дверь постучались.

– Да.

Раньше она молчала, когда появлялся он. Не было смысла отзываться на стук, если он был полным хозяином здесь и мог прийти к ней в любое время.

Он зашел к ней в комнату неторопливо, не сказать, что вальяжной, но уж точно уверенной походкой. Движения медлительные, но не лишенные внутренней энергии… Илья Степанович внешне чем-то напоминал слона. Очень широкий лоб, тонкие, но четко выраженные брови, длинные глаза; укрупненный на кончике нос, казалось, растет не из переносицы, а прямо ото лба. Рот широкий, полные губы приподняты на уголках, отчего казалось, будто в них спрятана улыбка. Зубы у него крупные, но впечатления хищника он не производил, хотя именно им он и был на самом деле – во всяком случае, по логике вещей.

– Можно?

– Что можно, если ты уже зашел? – равнодушно пожала плечами Маша.

– Хотел спросить, может, что-то не так, может, что-то нужно, – он виновато смотрел на нее, но, казалось, еще и улыбался при этом.

А может, и не казалось. Ведь он имел право насмехаться над ней. Маша целиком и полностью в его власти, он может сделать с ней все, что угодно. Изнасиловать, убить – запросто, и никто ничего не узнает.

Но дело в том, что Илья Степанович и не пытался покушаться на ее женское достоинство. В общении с ней он избегал даже скабрезных намеков… Он любил ее, и в этом она не сомневалась. Она любил ее, но события не торопил, ждал, когда она сама придет к нему – сначала душой, а потом и телом… Не дождется…

– Ты каждый день приходишь, ты каждый день спрашиваешь, что мне нужно… – Она изо всех сил пыталась держать губы в строгой линии, но на них все равно блуждала улыбка.

– Как ужин?

– Как всегда…

– Как настроение?

– Хуже не бывает…

Сколько страхов натерпелась она, пока ее везли сюда, в особняк на берегу Сенежского озера. Первые сутки ее держали в подвале. А потом перевели в гостевой дом на самом берегу озера, заперли в комнате с зарешеченным окном. Несколько дней она слышала шум ремонта – во всех комнатах обычные окна менялись на бронированные, укреплялись двери. Словом, делалось все, чтобы она жила в комфорте, но не имела возможности убежать из этой клетки.

Первое время ее навещал симпатичный, интеллигентной внешности, но лисьего типа мужчина с иезуитскими глазами. Он объяснил ей, что его босс безнадежно влюблен в нее, что страдает от неразделенности своих чувств. Смысл его витиеватых речей сводился к тому, что Маша должна была полюбить человека, по чьей воле она здесь оказалась.

Еще он сказал, что у его босса есть и другая слабость – музыка. Оказалось, он сам сочинял песни, сам исполнял их под гитару. Исполнял исключительно для своего удовольствия, поскольку коммерческая ценность этого занятия нисколько его не прельщала. Илья Степанович был очень богат и в дополнительных деньгах совершенно не нуждался.

Таинственный Илья Степанович появился только в середине июня и, если верить ему, очень удивился, узнав, кто живет в его гостевом, а если точней, тюремном доме. Перед Машей он предстал с повинной головой, извинился за свои чувства к ней и за своих людей, которые переборщили ему в угоду. Он попытался убедить ее, что даже не замышлял похищения, но Маша не хотела ему верить. Она просила, чтобы он отпустил ее, но Илья Степанович не соглашался. Как ни крути, объяснял он, его люди нарушили закон, а вместе с тем под статью Уголовного кодекса подвели и его самого. Маша клялась ему, что ничего не скажет, но Илья Степанович не сдался…