Нарком Фрунзе. Победитель Колчака, уральских казаков и Врангеля, покоритель Туркестана, ликвидатор петлюровцев и махновцев - Алекс Громов

Замечательная история того, как войска под командованием Фрунзе штурмовали Перекоп и переходили вброд горько-соленый Сиваш, запечатлена во многих литературных произведениях – документальных, художественных и тех, где грань между мемуарами и художественным описанием практически неразличима.

В очерке Ефима Дороша «Фрунзе освобождает Крым» (с подзаголовком «По воспоминаниям бывшего адъютанта М.В. Фрунзе тов. Сиротинского»), впервые опубликованном в журнале «Пионер» в 1941 году, описана обстановка накануне штурма: «Было еще очень рано. Серое небо дымилось над серой водой Сиваша – Гнилого моря, как называют его иначе. Перекопская равнина, еще одетая травой, была запорошена инеем. Над равниной стлался пар: это дышали многие тысячи людей, спавшие на земле. Когда Фрунзе приближался, они вскакивали и становились в строй. Косматый иней свисал с папах, с бровей и усов, а шинели были совсем белые. На месте, где спали красноармейцы, остались отпечатки тел. Вскоре вся степь ощетинилась полками, среди которых ехал Фрунзе. Он поднял руку, приветствуя бойцов. Он был невысокого роста, но крепкий и ловко сидел в седле. На нем была простая солдатская шинель и высокая мерлушковая папаха, чуть сдвинутая набекрень. Холодный ветер зажег румянец на его щеках, окаймленных мягкой каштановой бородой. Добрые глаза улыбались».

Дорош писал о том, как пристально командующий вглядывался в Арабатскую стрелку. «Это была как бы дорога, проложенная среди волн Азовского и Гнилого морей и достигающая глубокого тыла врага». Фрунзе в очерке размышляет о том, как без малого 200 лет назад фельдмаршал Ласси сумел обмануть бдительность крымского хана, стоявшего главными своими силами у Перекопа, и провести армию по стрелке, достигнув Крыма. Но у Ласси была поддержка с моря, а в тот момент Фрунзе как раз получает телеграмму, что у него такой помощи не будет – корабли Азовской флотилии вмерзли в лед Таганрогской бухты и принять участие в операции не смогут.

И тогда Фрунзе посылает адъютанта созвать самых старых и опытных местных рыбаков. «Они пришли утром. У них были обветренные, кирпичного цвета лица и седые с прозеленью бороды, похожие на клочковатую пену, какая закипает у каменистого берега. Тяжелые овчинные шубы залоснились от времени. От стариков пахло рыбой, махоркой и морозом. Фрунзе спросил рыбаков, известны ли им броды через Сиваш и можно ли пройти здесь пешему человеку. Помедлив, один из стариков ответил, что, конечно, в сильный ветер вода сбегает и обнажается дно, тогда, если уж позарез нужно, люди проходят. Но другой напомнил про бочаги и речки и про то, что дно в Сиваше такое вязкое – ног не вытащишь».

Фрунзе спросил рыбаков, согласятся ли они в одну из ближайших ночей перевести на крымский берег войска.

«Старики опешили. Один из них растерянно спросил:

– Поди, стрелять будут?

– Война! – ответил Фрунзе. – На войне стреляют!

Старики молчали. Командующий стоял среди них, затянутый в защитное сукно и скрипучую кожу, спокойный и строгий. Нельзя было сказать, что он не спал уже не первую ночь.

– Что ж, ребята, – сказал один из рыбаков, – не вчера родились, можно и помереть…

– В случае чего старух наших не оставь, – добавил другой.

Лицо командующего просветлело, теплая улыбка засветилась в глазах, он резко шагнул вперед и пожал каждому руку».

А потом наступает роковой момент, и ветер меняется, вода идет обратно. «Тяжелые волны бились о тела красноармейцев, закипали белой пеной. В иных глубоких местах самые высокие из бойцов подымали на руки своих малорослых товарищей. Вода стремительно бежала назад, подымалась все выше и выше, заливала бесчисленные заливчики и бухты, изрезавшие берег. Фрунзе приказал прекратить переправу. Он стоял на берегу и видел, как последние красноармейцы выходили на песок Литовского полуострова. Между ними и материком колыхалась тусклая вода Сиваша. Они были отрезаны, и вся тяжесть задачи легла на войска, штурмовавшие Турецкий вал. Фрунзе вернулся в штаб, вызвал к телефону командиров дивизий, стоявших под Перекопом, и приказал любой ценой прорвать укрепления врага».

Описан в очерке и такой примечательный момент – внезапно прервалась связь с теми войсками, которые уже находились на крымском берегу. Это концентрированно соленая вода Сиваша разъела далекую от совершенства изоляцию телефонного кабеля. После поисков решения, которого нет – на берегах Сиваша не отыскать материалы, чтобы протянуть провод на шестах, – связисты идут в воду. «Их вел старый рыбак. Сначала вода была им до колен, потом до пояса, потом до плеч. Они протянули кабель с берега на берег и остались в черной, холодной воде, которая леденила мозг в костях и кровь в жилах». Люди держат кабель на руках, пока Фрунзе начинает разговор с другим берегом. Но тут ему докладывают, что Турецкий вал прорван. «Фрунзе стремительно снял трубку и сообщил на Литовский радостную весть. Голос командующего побежал по кабелю, достиг полуострова, поднял с земли бойцов и повел их в атаку. Они обрушились на укрепления, погнали растерявшиеся войска врага».

Но существует и биографический – конечно, беллетризованный – очерк о Фрунзе, написанный (или продиктованный) самим Сергеем Сиротинским, его бессменным адъютантом. И конечно, в нем развернуто описан переход через Сиваш:

«Местные жители, всеми силами помогавшие Красной армии покончить с ненавистным крымским бароном, указали на Ивана Ивановича Оленчука. И вот, в первый же день приезда Фрунзе в Строгановку, Оленчук сидел рядом с командующим фронтом; на столе перед Фрунзе развернутая карта Крыма.

– Дело у нас к тебе, Иван Иванович, – говорил Фрунзе. – Рассказывают, что ты изъездил и исходил Сиваш вдоль и поперек, хорошо знаешь все броды.

– Звистно так, – ответил Оленчук. – Родився тут, всю жизнь прожив на Сиваши.

И Оленчук рассказал Фрунзе и находившимся в хате командирам о том, как он в молодости батрачил у помещиков, потом добывал в заливе соль. Рассказал и о том, что «по ветерку» предугадывает спад и подъем воды. Не раз он ходил через Сиваш на базар в Армянск, пробираясь между топких, глубоких «чаклаков» известной ему дорогой.

– А сколько верст до того берега Сиваша? – спросил Фрунзе. – Отсюда, от Строгановки, до Литовского полуострова?