Нарком Фрунзе. Победитель Колчака, уральских казаков и Врангеля, покоритель Туркестана, ликвидатор петлюровцев и махновцев - Алекс Громов

– Та, мабудь, верстов десять.

Фрунзе взглянул на карту, измерил спичками расстояние и сказал:

– По прямой – восемь верст.

Разговор пошел о деревнях и хуторах на Литовском полуострове, на южном берегу Сиваша, Оленчук знал их и не раз бывал там.

– Проведешь через Сиваш наших красноармейцев, Иван Иванович? – спросил Фрунзе.

– Проведу. Пойдемо з вийском до билых. Брод знаю. Тильки б витер дул з западу, не подвел.

Берег Сиваша низкий, заболоченный, топкий. Утром Оленчук выбрал место для брода, и туда стали свозить солому, доски, лозу, связанный пучками камыш.

…Поздно вечером 7 ноября выступил на Сиваш передовой отряд. К бродам начали подтягиваться части 15-й и 52-й дивизий и 153-я бригада 51-й дивизии. С передовым отрядом шел Оленчук. Красноармейцам строго-настрого запрещалось курить, разговаривать. Над Сивашом висел туман, сквозь него еле видны лучи неприятельских прожекторов. Мороз подсушил дно Сиваша. Оленчук шел рядом с командиром. Время от времени командир тихонько спрашивал проводника:

– Правильно идем, Иван Иванович? Не сбился?

– Та хиба ж… Вон там Литовский полуостров.

Миновали уже две трети пути, когда ночную тьму прорезали лучи прожекторов с Литовского полуострова. Переправа была обнаружена. Белые открыли ураганный огонь. Снаряды, зарываясь в зыбкое дно Сиваша и взрываясь там, выбрасывали в воздух тонны грязи. Командиры и комиссары ободряли бойцов:

– Товарищи, помните приказ Фрунзе. Назад дороги нет. Или победить, или умереть!

Воет холодный ветер. Соленая грязь липнет к ногам. Слышно «ура». Это вышедшие вперед штурмовики достигли берега, выбрались из камышей и атаковали первую линию окопов засевших на Литовском полуострове кубанцев генерала Фостикова».

Советский классик Олесь Гончар посвятил тем знаменательным дням роман «Перекоп», в котором с публицистическим пафосом рассказывается об умении Фрунзе выстраивать тесный контакт с местным населением, что всегда помогало ему находить поддержку в самой гуще народа. От Поволжья до Туркестана он неизменно обращался к простым людям, и вот теперь военачальник беседует с рыбаком из присивашского села.

«Едут они в тачанке вдоль осеннего Сиваша и, не думая о разнице в званиях и чинах, об условном расстоянии, которое, казалось бы, должно было отделять крестьянина от полководца, чувствуют себя просто – два равных человека, и серьезная, вдумчивая идет меж ними беседа.

– А во Владимировке, в других селах, как вы думаете, удастся найти нам проводников?

– Насчет этого не сомневайтесь, Михаил Васильевич. Для Красной армии проводники везде у нас найдутся, от Чонгара и до Перекопа. Это кабы для белых довелось, так для них у нас – нету. Прошлый год, еще как только начали французы первые укрепления возводить на перешейке, интересовались ихние спецы Сивашами тоже. Расспрашивали мужиков: не замерзает ли, мол, зимой да есть ли надежные броды, по которым можно было бы войскам пройти… Так толком ни до чего и не допытались.

– Не выдали, значит, тайну? – улыбнулся Фрунзе.

– Для сынков своих, для своего, для народного войска люди тайну берегли.

– Многие, выходит, знают?

– Старые люди рассказывают, что броды эти сивашские еще запорожцам известны были. От них, должно, и нам в наследство перешло. Из колена в колено передавалось, пока не дошло до сего дня, чтобы сынам нашим, чтоб войску народному послужить… Так что в проводниках, Михаил Васильевич, недостатка не будет».

Сергей Голубов в романе 1953 года «Когда крепости не сдаются» тоже описал поиск сивашских бродов:

«Вдоль берега белела широкая полоса солонцеватой земли. И далеко-далеко от нее выступали из-под воды отмели и пересыпи. Пока дует западный ветер, Сиваш проходим вброд. Но ветер может измениться – подуть с востока, и тогда Азовское море вернет Гнилому его грязные, вонючие волны. Тогда Сиваш станет непреодолимой преградой.

… – Въехать-то въедете, а вот как выберетесь…

Это говорил, тряся бровями, дед Якимах из деревни Строгановки.

– Сколь раз отсель на Литовский бродили, без счету, уж так знаем, так знаем, а все, бывало, на ветер глядишь, – эх-ну!

У северных берегов – камыши. Дальше – гладь соленых вод, бездонные ямы, полные густой рапы, лазурная пустыня смерти. О смерти думалось всем. Но помереть не пришлось никому. Возвратясь из разведки, командиры соломой обтирали сапоги, щепой скребли грязь с шинелей и штанов. Разведка удалась. Да, с таким знаменитым проводником, как дед Якимах, и не могло быть иначе. Отыскали три брода по нескольку километров длины каждый. И тут же началась подготовка к форсированию Сиваша. Войска старательно чинили обувь, плели маты, ставили вехи. Дед Якимах то и дело выводил саперов на броды. И саперы прокладывали через море дороги из фашин, сучьев, досок, бревен…»

Под холодным ветром красноармейцы бредут через соленую топь, и многим кажется, что этот путь уже никогда не кончится. «Но чем отдаленнее представлялось его завершение, тем неожиданнее наступил конец. Что-то неясное затрепетало впереди, это мог быть лишь свет. Голубые мечи прожекторов замахнулись над Гнилым морем. Ноги внезапно учуяли крутой подъем берега. Грохот ружейных залпов разлился в темноте. Где-то всплеснулось «ура!». Совсем близко, на проволоке, захрапела штыковая свалка».

А потом ветер меняется, броды начинает заливать. Вот-вот переправившиеся войска окажутся отрезанными на том берегу.

«Удивительно, что дед Якимах все понимает с полуслова. А разговор его с командующим не прост. Чтобы не погибло дело, надо сохранить пути через Сиваш. Нельзя допустить затопления бродов. Только скорая постройка дамбы может прекратить повышение воды. Трудная работа! Фрунзе двинет на нее наличный состав всех поблизости расквартированных тыловых учреждений и команд. Но… Дед Якимах качает головой. Кустистые брови его прыгают.

– Эх-ну, да разве без нас, мужиков, сладишь?

…Пусть же ревет и воет восточный ветер, пронзительный скрип арбяных колес незаглушим. Крестьяне везут со всех сторон материалы для дамбы. Все круче да звонче перехлестывается над Сивашом их мерная украинская речь с бойким русским говором красноармейцев. И все гуще ползет через море на Литовский берег живая подача патронов, хлеба и пресной воды…»

А вышедший не так давно роман Игоря Болгарина «Расстрельное время» соединяет тему битвы за Крым и историю Павла Кольцова – персонажа, известного по фильму «Адъютант его превосходительства», где его сыграл актер Соломин. И вот Красная армия под командованием Фрунзе готовится к битве за Крым. Среди ее временных союзников – лихие бойцы батьки Махно. Кольцов, ставший комиссаром ВЧК и доверенным лицом самого Ф.Э. Дзержинского, приезжает на переговоры к Махно и встречает там вояку, которому когда-то батька поручил его расстрелять, а тот сплоховал, о чем, правда, сейчас не жалеет.

Грядет решающий бой – Верховный главнокомандующий белого Юга, барон Врангель, укрепляет подходы к Крыму. Солдаты Врангеля уверовали в крымский Верден. Поверив в неприступность Крыма, Врангель в своей директиве, как несколько позже и сам убедился, «допустил непоправимую ошибку… в войсках вдруг исчез наступательный дух, они перешли к оборонительной тактике». Среди персонажей – отстраненный Врангелем от командования бесстрашный генерал Яков Слащев, своим видом напоминающий заблудившегося во времени гусара: «облаченный в гусарский доломан, поверх которого был наброшен расшитый шнурами красный ментик, отороченный белым пушистым мехом». Но Врангелю не до Слащева и его проектов – на всякий случай надо договариваться с союзниками об эвакуации. Но чем платить? Отдать им весь российской флот за вывоз войск и сопровождавшего его гражданского населения? И куда плыть? Франция, де-факто наладившая отношения с Советской Россией, не желает принимать эту армаду. А запас пищи на перегруженных людьми судах – всего на несколько дней…