Безатказнае арудие - Иэн Бэнкс

Каждый день она пользовалась ночным горшком под кроватью, а потом закрывала его материей, и каждое утро горшок оказывался пустым и чистым.

На умывальнике стояло зеркало из листового металла. В нем она видела, что у нее загорелая кожа, темно-карие глаза и каштановые волосы. Одета она была в светло-коричневую сорочку, которая вроде особо не пачкалась, но и чище не становилась. Иногда она долго смотрела на свое отражение, думая, что когда-то выглядела иначе, и пыталась вспомнить, какой же она была и кем была и каким образом сюда попала. Но отражение, казалось, знало не больше, чем она сама.

Кроме кровати, умывальника и столика с хлебницей в комнате были еще один небольшой стол с двумя стоявшими перед ним стульями, диван с подушками, квадратный ковер с геометрическим рисунком и картина в деревянной раме на стене. Картина изображала прекрасный сад с высокими деревьями. В центре се была небольшая белая каменная ротонда на поросшем травой склоне холма, под которым по узкой долине бежал ручеек.

Умывшись и вытерев лицо, она прогуливалась по балкону: сто кругов в одну сторону, сто в другую – и время от времени поглядывала на лес.

Башня стояла на круглой полянке, от конца до конца которой можно было добросить камень. Башня была немногим выше окружавших ее широколистных деревьев. Иногда она видела пролетающих вдалеке птиц, но к башне они никогда не приближались. Погода неизменно стояла хорошая – ясная, с ласковым ветерком, теплая. На небе всегда были облака, которые, впрочем, никогда не закрывали его целиком. По ночам становилось чуть холоднее.

В круглой комнате не было лампы, и единственным светом по ночам был свет звезд или луны, которая прибывала и убывала обычным образом. Она помнила, что у женщин есть какой-то физиологический цикл, связанный с луной, но тщетно ожидала его проявления.

В самые темные ночи, случалось, шел дождь. Когда она научилась двигаться по комнате в темноте, то начала вставать, снимать сорочку и выходить на балкон под прохладу проливного дождя. Она стояла там, дрожала, но коже были приятны дождевые капли.

В безоблачные ночи она смотрела на звезды; она замечала, где каждый день садилось и вставало солнце. Звезды, казалось, совершали круговорот наверху, но в остальном оставались неизменными, и лик ночи не омрачался жутким темным пятном.

Солнце садилось и вставало каждый день в одном и том же месте, как и луна, несмотря на свои меняющиеся фазы.

Ногтем большого пальца она делала маленькие царапинки на деревянной спинке в изножье кровати, считая прошедшие дни. Царапинки за ночь не исчезали. Она продолжала делать зарубки, но после примерно тридцати дней решила вместо них считать луны и держать эти цифры в голове. Она смутно помнила, что каждая луна равна одному месяцу, а потому знала, что провела в башне уже шесть месяцев.

Она долго сидела, глядя в лес, наблюдая, как тени облаков двигаются по вершинам деревьев. В комнате она занималась тем, что переставляла вещи, передвигала мебель, убирала грязь; она чистила предметы, пересчитывала их и – после месяца такой работы – принялась сочинять истории, происходящие в саду, нарисованном на картине, или в мирке среди складок ее простыней, который она сама вызвала в жизни, или в лабиринте, который ее воображение создало в геометрическом рисунке ковра.

Она обнаруживала следы букв на стене и понимала, что могла бы написать что-нибудь, если бы только было чем. Но ничего такого найти не удалось. Она подумала было воспользоваться своими ночными выделениями, но затея показалась ей нечистой, к тому же такие надписи вполне могли исчезнуть за ночь, как исчезало содержимое ночного горшка. Можно было бы воспользоваться собственной кровью, но такой шаг представлялся ей слишком уж отчаянным. И она решила просто запоминать свои истории.

Она выдумала различных героев, которыми населила свои рассказы. Поначалу во всех историях действовала она сама, но потом ей стали нравиться такие рассказы, где она играла незаметную роль или вообще не участвовала. Прообразами персонажей стали предметы внутри комнаты: в ее рассказах действовал веселый толстый человек, похожий на бидон, его широкобедрая жена походила на кувшин, их две пухленькие дочери – на ножки умывальника; еще были прекрасная, но тщеславная дама, похожая на помятое металлическое зеркало, парочка худых мужчин – точь-в-точь два стула у маленького столика, томная дама с осиной талией, напоминавшая диван, тощий парень, похожий на ковер, богач в шапке-колпаке, сходный с самой башней.

Постепенно в большинстве историй начал возникать прекрасный юный принц.

Принц приходил в башню раз в месяц. Он был красив и появлялся из леса на огромном темном скакуне. На лошади было великолепное убранство – уздечка сияла, как золотая. На молодом принце были белые, пурпурные и золотые одеяния, высокая тонкая шляпа с великолепными перьями. У принца были черные волосы и аккуратная бородка, и даже с такого расстояния она видела, что глаза его сверкают. Он снимал шляпу, делал низкий поклон, а потом стоял, держа поводья своего огромного темного коня, и кричал ей:

– Асура! Асура! Я пришел спасти тебя. Впусти меня!

Увидев в первый раз, как он выезжает из леса, она спряталась за перилами балкона. Она слышала, как он кричит, но отползла назад в комнату, затворила дверь и зарылась в постели. Спустя какое-то время она вышла на балкон и прислушалась, но уловила только дыхание ветра в кронах деревьев. Она оглядывала окрестности, но принца нигде не было.

Во второй раз она следила за ним, но ничего не ответила. Он стоял внизу и просил впустить его, а она хмурилась, смотрела на него, но молчала.

Он привязал своего коня к дереву, и тот начал пастись на полянке, а принц сел, прислонившись спиной к другому дереву, и принялся есть – сыр, яблоки, вино. Она смотрела, как он ест, у нее текли слюнки при виде того, как он вгрызается в яблоко. Он помахал ей.

Потом принц снова стал ее звать, но она, как и прежде, не отвечала. Начало смеркаться, и он ускакал.

Когда он появился в третий раз, она опять спряталась. Некоторое время он звал ее, потом она услышала, как что-то металлическое ударило по камню рядом с балконом. Она подкралась к двери и выглянула наружу – через перила перелетела металлическая штуковина с тремя крючками и звякнула, ударившись о плитку балкона. Оставляя глубокую царапину, штуковина со скребущим звуком проползла по плитке, а потом исчезла за перилами. За ней тянулась веревка. Несколько секунд спустя она услышала отдаленный звук падения.

Наконечник с крюками снова прилетел немного спустя, с резким металлическим звуком ударившись о камни балкона и оставив на них отметину. И снова это ничем не закончилось. Балкон словно специально был сработан так, чтобы крюку не за что было зацепиться. Наконечник снова исчез, и она услышала звук его удара о землю вдалеке. Она в ужасе смотрела на поцарапанную плитку.

Принц появился у башни в четвертый раз и снова прокричал:

– Асура, Асура! Впусти меня! – Она заранее решила, что на этот раз ответит ему.