Беннетт. Охота - Беннет

Далеко позади нас Средневековцы рассаживались по лодкам, но мы довольно сильно их опередили. Фактически Генри и я остались одни посреди темнеющего озера. Солнце уже совсем близилось к горизонту, вода тоже приобрела изумительный алый оттенок.

Словно кровь, подумалось мне вдруг.

Температура падала, окружавшие нас горы начали темнеть, как застарелый синяк. Вдоль борта на носу лодки были аккуратно выложены удочки и приманки, но ни один из нас даже не пытался взять их в руки. Сцена, казалось бы, романтичная, однако что-то в ней было и зловещее. Не Хелен и Леонард в «Говардс Энд»[40], а скорее Фредо и Нери в «Крестном отце-2»[41]. Молчание меня пугало.

– Итак, – заговорила я, не зная, с чего начать. – Вот мы и тут. Только вдвоем.

Он обернулся ко мне и взял за руку, словно тоже хотел о чем-то серьезном поговорить. Большим пальцем он провел по моим пальцам, по тыльной стороне ладони, по запястью.

И наткнулся на жесткий манжет костюма для подводного плавания.

Я посмотрела на Генри, он посмотрел на меня.

И в этот момент мне все стало ясно.

В точности как в «Первобытном страхе», когда в одно мгновение Эд Нортон из ангелоподобного мальчика-алтарника превращается в маньяка-убийцу. Ему даже ничего не надо говорить, достаточно изменившегося взгляда. Следите внимательно, и вы это увидите. За этот взгляд Эд Нортон был номинирован на «Оскар» – это и на экране достаточно страшно, а я видела, как это происходит с Генри де Варленкуром взаправду, и поняла, что он собирается меня убить. Я безусловно и сразу поняла, для этого не требовалось ни слова: все правда. Все это – «ОХОТЪ СТРЕЛЬБЪ РЫБАЛКЪ».

И тут-то я испугалась по-настоящему.

Что, если Шафин понял и принял мои намеки за ланчем и отказался от нашего плана? Я подала сигнал к отступлению, Шафин разочарован во мне. Может быть, подумал, что меня не стоит спасать? Вдруг он и Нел попросту вернулись в Лонгкросс, пакуют чемоданы и забыли обо мне?

Я смотрела в льдистые глаза Генри и понимала: сейчас я совершенно одна.

Собралась с духом, готовясь к неизбежному.

Секунда растянулась на столетие. Потом Генри придвинулся ко мне, вытянул руку. На миг мне почудилось: он передумал, он обнимет меня и притянет к себе – но нет, он резко выбросил руку вперед и толкнул меня, сбросил за борт.

Вода оказалась ледяной. Никогда в жизни не было так холодно. Шок мог бы убить меня сразу, если бы не туз, который Генри обнаружил в моем рукаве: буквально в рукаве. Костюм для подводного плавания спас меня.

Этот костюм я заприметила еще в первый вечер в кладовке, он валялся среди удочек, словно сброшенная кожа.

И накануне мое подсознание снова зарегистрировало этот костюм, пока я спорила с Генри насчет вызова «скорой». Утром, едва забрезжил день, я первым делом стащила костюм. Я натянула его на себя в туалете после ланча, молясь, чтобы Генри не заметил, как я вдруг раздалась.

Только все равно было ужасно холодно, даже в костюме, так холодно, что я и дышала с трудом. С минуту я барахталась в воде, задыхаясь от шока и страха, уговаривая себя перестать паниковать. Потом руки и ноги вспомнили – включилась мускульная память, – что им полагается делать, но тут у меня возникла другая проблема. Навощенная куртка оказалась вполне водоплавающей, тем более что во время моего падения с лодки она оттопырилась и под нее попало сколько-то воздуха, но свитер, и без того тяжелый, теперь промок насквозь и тащил меня вниз. Я сбросила ботинки, стянула с себя куртку (это легко), затем широкие болотные штаны (это уже было потруднее). Дальше я попыталась стянуть через голову промокший шерстяной свитер, и это оказалось практически невыполнимым. Для этого нужно было задействовать обе руки, то есть я переставала грести и тут же тонула. Пришлось многократно выныривать и повторять попытки. И вот что особенно жутко: все это время Генри сидел в лодке, темная тень на фоне заката, следил, как я бьюсь, и, похоже, выжидал, пока я буду полностью готова – чтобы начать погоню. Наверное, именно тогда я окончательно поняла, что он безумен: он оставался джентльменом, он готов был подождать, пока я буду вполне готова к тому, чтобы меня убили. Все равно что придержать даме дверь и пропустить ее вперед, а затем пристрелить. Наконец я высвободилась из свитера и поплыла – и Генри включил мотор и поплыл следом.

Меня беспокоил вопрос, не сливается ли мой костюм с водой, не потеряет ли Генри меня из виду – я должна была заманить его в определенное место. Но все в порядке, у него при себе имелся фонарь. Конечно же идеально эффективный Идеал оставил ему на корме все снаряжение. По воде заметался широкий белый луч, а для надежности я еще принялась орать: «Помогите!», размахивая руками, словно уже тонула. Луч нашел меня и осветил мне путь. Задыхаясь от усилия, но вполне успокоившись внутренне, я развернулась и поплыла к берегу. Мне следовало двигаться на восток, прочь от лодочного павильона, к другому берегу: так мы, трое дикарей, условились заранее.

Я молилась Богу, чтобы наш план сработал. Когда мы все это сочиняли в комнате управляющего, сначала предполагали снарядить меня на лодку с «Саросом 7S», чтобы я снимала все действия Генри. Но от этой идеи пришлось отказаться, когда Нел спохватилась: хотя «Сарос» и водонепроницаем – он продолжал работать после падения в унитаз или ванну, – длительного погружения в воду он не выдержит. Итак, план Б: я должна была заманить Генри в заранее согласованное место, где будут поджидать в засаде Шафин и Нел – они-то и запечатлеют погоню и, будем надеяться, успеют вмешаться, пока не станет слишком поздно.

Мы были уверены в том, что Генри попытается меня загнать. Он, как мы понимали, пойдет на все, лишь бы защитить свой образ жизни. И мы угадали верно. Он поплыл следом, не торопясь, он не пытался наехать на меня и притопить меня лодкой. И все же он беспощадно следовал за мной по пятам.

А кроме Генри, были и другие.

– Она в воде! – крикнул он Средневековцам, голос далеко разносился над озером.

Я увидела, как вспыхивают фонари, многочисленные лучи принялись бороздить озерную гладь, подсвечивая блондинистые волосы Средневековок – девушки свешивались через борт и чуть ли не утыкались носом в воду, высматривая меня. В тот вечер они и впрямь сделались сиренами, зловещими водяными богинями, навлекающими смерть. Вот только я не собиралась даться им в руки. Не пробил еще мой час.

Я плыла достаточно быстро, у меня была приличная фора, и уже не так далеко оставалось до берега, как вдруг послышался свист и что-то врезалось в воду справа от меня. Быть не может, чтобы они в меня стреляли. Нет-нет, Средневековцы соблюдали собственные правила. Генри забросил удочку – он продолжал рыбачить, только рыбой теперь стала я.