Метка рода - Властелина Богатова

— Пусти меня, хазарич. Не мучай, — прошептала сдавлено, страшась того, что он снова не позволит уйти.

— Нет, Намар, это ты меня мучаешь, из головы не выходишь, как увидел, плавишь, сжигаешь и колешь стрелами, — дрожал гулом его голос низкий, губами касаясь шеи, будоража сызнова. — Красотой своей разишь, как самый лютый ворог, словами ранишь, отметины глубокие надолго оставляешь, не делая ничего, взглядом коришь, будто право такое вложил в тебя Тенгри-хан. Зачем ты только мне на глаза попалась… пустельга, пришла ко мне, в руки бросилась, зачем? — проговорил хрипло и злясь будто, распаляясь только ещё сильнее.

Вейя задышала часто от жарких слов, которые залегали в грудь тяжелым свинцом. О чём каган говорит, что хочет ещё от неё? Он будто мысли её увидел, прижался пахом к пояснице, в ткань грубую до боли твёрдость тугую упирая. Вейя вздрогнула от ещё не схлынувшей слабости, что мелкой дрожью блуждала по телу, ослабляя колени, и силы, казалось, не осталось ни крупицы, чтобы на борьбу с ним бросить. И чувствовалось, что уж до предела дошёл, и лучше уйти скорее.

Вейя извернулась вертко — и откуда только силы взяла — толкнула Тамира, да тот не сдвинулся ничуть, прочь пустилась, полог откинула, зажмурившись от того, как светло  на улице после сумрака шатра, хоть ещё рано совсем. На шаг перешла быстрый, пошла через стан, не глядя по сторонам, приминая траву сырую, глаза пряча от стражников, что ютились поблизости возле дымных костров. Проводили её, конечно, взглядами любопытными.

Вейя быстрее пошла, к груди свёрток прижала — сжечь потом, чтобы не напоминало больше о том, что случилось. В другой руке сжимала растрёпанную косу, от стыда лютого сгорая. Все теперь знают, что она ночь в шатре Тамира была.

Сквозь толщу мыслей Вейя заметила всё же, как пахло сыростью после ливня, туман клубился над спокойной, гладкой, как шёлк, Верховкой, почти укрыв бледным занавесом дальний берег, а селение и вовсе скрывал поволокой непроглядной, уходя в густоту чащобы.

Вейя, едва не столкнувшись с Тугурканом, что поблизости палатки их был, приготавливаясь помалу к дороге, зябко плечами повела, только было и не холодно — лихорадило неведомо отчего. Вейя на миг остановилась у входа, дух переводя, будто всю дорогу её кто-то хлыстами гнал. Уняв малость смятение, стараясь согнать суету излишнюю, вошла в палатку и выдохнула тут же — внутри не было никого, хотя надышанное тепло ещё не развеялось.

Оказалась в укрытии и уединении, и легче немного стало, будто Макошь пожалела — дала время на передышку, прежде чем на глаза попадаться Огнедаре, не хотелось совсем взглядами с ней мериться, соперницей ей быть Вейя не хотела, да, кажется, выходит именно так…

К своей лежанке прошла, так и оставшейся холодной, нетронутой, застыла, разглядывая опрятно сложенную намитку, тесьму с кольцами височными, а рядом и мешок с травами, которые потеряла, когда Арван в охапку её сгрёб. Вейя головой тряхнула, не желая о том постыдстве вспоминать. Опустилась на подстилку без сил совсем. Шумела в голове кровь, в которой ещё раздавался голос кагана, слова обрывками ранили вновь и вновь, как и взгляд жгучий, пронимающий, от которого грохотало сердце, как безумное. Вейя чувствовала только растерянность глухую, все мысли воедино собрать не могла, к тому же каждое движение тела напоминало обо всём, что сделал с ней Тамир: между ног ещё саднило, ощущение бившейся внутри твёрдости отяжеляли поясницу, и влажно как-то было, горела кожа там, где побывали руки и губы кагана. Воды бы нагреть помыться. Даже не представляла, что дальше теперь будет, как быть с ним рядом теперь, коли таскать теперь станет к себе. Бежать, да разве она пережила это всё, чтобы теперь...

Утренний свет хлынул в палатку, прерывая тяжёлые раздумья. Вейя, встрепенувшись, повернулась, встретившись взглядом с Огнедарой. Потекло мгновение-другое в утренней тишине, но полянка не изменилась нисколько в лице, чуть замялась, правда, на входе, но спокойно внутрь прошла, внося яства, только приготовленные с костра. Оставив посудину, она к Вейе приблизилась молча, присела рядом, за плечо чуть сжав.

— Помочь чем?

Вейя глянула на неё коротко. Хоть с заботой спросила она, но Вейя и не привыкла жаловаться, негодование изливать, да и за что? Тамир верно сказал — сама она выбрала идти с ним.

— Не нужно ничего, сама, — ответила лишь.

И как бы Огнедара ни заставляла поесть, а кусок в горло не лез. Пока Вейя себя в порядок приводила, Огнедара вдруг травы попросила посмотреть, всё перекладывала пучки, нюхала, попросила взять какие-то из них, Вейя поделилась, конечно. Огнедара, пока Вейя мылась, вновь запропастилась куда-то.

С одеждой стало туго совсем. Пришлось вытащить рубаху из своего мешка, у которой только край чуть не дошила. Одела, косясь и супившись раздосадовано на порванную исподнюю свою. Льняная мягкая ткань по телу пришлась, и Вейя довольна осталась тем.

— Вот, испей, — протянула Огнедара Вейи горячую, исходившую паром миску, когда вернулась

— Что это? — потянула в себя шибко пахучий запах, что ударил в голову.

Огнедара рядом присела, спокойно на Вейю посмотрев:

— Ты же не хочешь обременённой стать, тяжёлой раньше времени, да и не то ищешь, как я понимаю.

Жар так и поднялся к щекам, застучав в виски кровью. Конечно, не хочет, она об этом и не подумала даже, не того было. Перебарывая смущение, Вейя кивнула согласно, приняла питьё, попробовав: горькое и кислое до оскомины — пить невозможно, но нужно. И пока пила, морщась и язык обжигая, проточило любопытство: сама так Огнедара о ней озаботилась или Тамир велел?

— Через день мы к первому селению хазарскому прибудем, там шаманка одна живёт, у неё ещё нужных трав возьмём, — говорила Огнедара, собирая вещи, пока Вейя пила отраву, что липко горло обволакивало.

Миронега вернулась, когда девушки свернули уже шкуры и мешки. Повязав тесьму с кольцами, Вейя вовсе стала прежней — снаружи только, а внутри изменилось всё, перевернулось с ног на голову, наизнанку вывернулось, и прежней она уже не станет. Только думать о том не хотелось, так горько становилось.

Воины собрали стан так же споро и ловко, как и вчера поставили, не успело из-за околицы политься злое лаянье псов, что сопровождали отряд, пока тот не скрылся за излучиной, оставляя позади последнее селения Полесья. Вейя в кибитку забралась и наружу не показывалась больше. Всё прислушивалась к звукам, но хазары были спокойны и молчаливы даже, будто вчера и не случилась неприятность. Только молчание ещё больше настораживало, натянулась тугой тетивой ожиданием будто. Ближники кагана, как и сам Тамир, впереди шли, и до повозок только доходили распоряжения разные. По-прежнему шёл на своём гнедом Тугуркан рядом. По-прежнему тихо разговаривали Миронега и Огнедара, последняя лишь изредка поглядывала на Вейю: всё ещё беспокоилась за неё, или всё же осуждает? Всё же, выходит, она место её заняла, сама того не желая… Но глаза полянки хазарской такие спокойные были, как небоскат в это утро. Вейя невольно укорила себя за недоверие своё излишнее и отчуждённость. Огнедара была ещё больше внимательна и добра, разве только немного в задумчивости пребывала, хоть больше не спрашивала ни о чём. Да что тут спрашивать...