Позывной: «Варяг». Спасти Севастополь! - Валерий Большаков

– Бортстрелкам, внимание! Слушать всем! Перестроиться в «коробочку»! Быстро!

«Тушки» неторопливо сместились, образуя тот самый английский «бокс». По корпусу прошла дрожь – это заработали нижние турели.

Челышев увидал за остеклением кабины промелькнувший силуэт американского истребителя, по всей видимости, посланного из Сан-Диего. Он пролетал, развернувшись к бомбардировщику днищем, стал заходить в боевой разворот, и тут-то по нему ударила передняя верхняя турель. Спаренная 45-миллиметровая пушка выпустила короткую очередь, но «Корсару» хватило – его разделило пополам.

Другой напал снизу. Огонь он открыл рановато, издали, но плотно – четыре авиапушки калибром в 20 миллиметров представляли для бомбовоза реальную опасность.

Челышев, правда, привык уже летать без сопровождения, да и не существует истребителей, способных на дальние перелеты.

Бортстрелки постарались, встретили «Корсара» огнем с обеих турелей, но и американец успел выпустить длинную очередь.

– Попал, гад!

– Куда?

– Крыло пробил! И корпус!

– Раненые есть?

– Целые все, живые и здоровые! Но вентиляцию устроил, сволочь летучая!

«Летучую» сбили из верхней задней турели, добавил и радист с хвостовой. Готов.

– Все, командир! Отбились.

– Мы ж только двух…

– А соседи тоже не прочь повеселиться!

– А… Ну, да. Второй пилот, прими управление.

– Принял!

Челышев встал, разогнулся и пошагал из кабины, не забыв надеть кислородную маску. За дверью уже не было герметичности, бортстрелки тоже сидели в «намордниках». Через две пробоины – кулак пролезет – свистел воздух, давление уже сравнялось.

Егор расслабился чуток. Самое опасное позади. Теперь им одна дорога – на запад. Через океан, до родных берегов. Потом через всю Азию до Европы.

Бомбежки Калифорнии – это так, баловство. Главные бои впереди, и они прогремят в Европе. Именно там и надо сосредоточить все силы, а не воевать на два фронта. На Тихом океане японцы и сами справятся.

Челышев открыл дверь хвостовой кабинки и перешагнул комингс. Шуравин сидел, нахохлившись, за артустановкой, в наушниках, а за гнутыми стеклами синел покинутый берег Америки. Над Лос-Анджелесом курились дымы пожарищ.

«За что боролись, – повторил Егор про себя одну из присказок Рычагова, – на то и напоролись!»

Причерноморье, 4 октября 1945 года

23-я бригада особого назначения насчитывала шесть огневых дивизионов, каждый из них состоял из двух стартовых батарей – в общей сложности двенадцать пусковых установок.

В боевых условиях 23-я БОН должна была обеспечить внушительную огневую производительность – сорок восемь пусков ракет в сутки как минимум. Это при том, что на подготовку одной ракеты на стартовой позиции уходило четыре-пять часов.

Гусеничные транспортеры волокли и волокли транспортно-установочные тележки, тщательно укрытые брезентом – под ним прятались округлые, обтекаемые ракеты Р-2.

Пустые они весили немного, хотя и вымахивали в длину чуть ли не на восемнадцать метров, да в три обхвата.

Место для старта выбрали не слишком далеко от Севастополя – и пустынно, и море рядом.

Похлопав по гулкому корпусу ракеты, Жилин подошел к Королеву. Конструктор сильно волновался.

– Успокойтесь, Сергей Павлович, – мягко сказал Иван, – все будет в порядке.

Королев вымученно улыбнулся.

– Мы провели тридцать пусков, Павел Васильевич, – сказал он, – из них только двадцать четыре были удачными.

– Неплохой процент, – пожал плечами Жилин. – У немцев с их «Фау-2» все обстояло куда хуже – половина пусков успеха не имели. Так что не волнуйтесь. Считайте, что мы тут проводим еще одно испытание. Натурное, так сказать!

– Ну, дай-то бог… – вздохнул генеральный конструктор и скомандовал: – Пятичасовая готовность!

– Есть готовность!

Вечерело, один за другим вспыхивали прожектора. Р-2 взлетят ночью и поразят цель под утро. Должны поразить.

Ракетчики содрали брезент с ракеты, и установщик заработал, напрягая гидравлические рычаги, поднимая Р-2 вертикально и водружая ее на стартовый стол.

Подоспели заправщики, засуетились стартовики.

В топливный бак ракеты заливался спирт, а в роли окислителя выступал жидкий кислород. Вот только держать Р-2 заправленной можно было с четверть часа, а дальше – либо запускай, либо сливай горючее.

– Боковая радиокоррекция! Как слышите? Прием!

– Вас слышу, к запуску готовы.

Жилин поднял голову, глядя на головную часть ракеты – она у Р-2 отделялась и летела в цель, донося со скоростью выше чем два километра в секунду полторы тонны веса. Тысяча килограммов тротила, помноженная на скорость, способна была разворотить все на площади в тысячу квадратных метров.

Отсюда до Бургаса километров пятьсот с хвостиком, Р-2 достанет и на шестьсот. Корабли союзной эскадры стоят кучно и, хотя баллистическая ракета пока что не слишком точна, промахнуться может на сотни метров, все равно накроет цели с гарантией.

Иван с усмешкой наблюдал, как дюжина Р-2 застывают стоймя, уставясь боеголовками в небо. Вот и началась ракетная эра…

Скоро, очень скоро тротил БЧ сменит ядерный заряд, и станет совсем весело…

– Объявляется минутная готовность!

– Ключ на старт!

– Есть ключ на старт!

Запарил кислород, изморозь высыпала на глянцевом боку ракеты.

– Пуск! Зажигание… Старт!

Загрохотал двигатель. Реактивная струя выбила тучу пыли – мешаясь с дымом и газами, она застила ракету, но вот показался острый нос, затем вынырнула вся Р-2.

Опираясь на трепещущий столб пламени, ракета устремилась ввысь, к звездам, и уже там стала отклоняться от зыбкой вертикали, начала уходить по дуге на юго-запад.

И вновь ударил грохот, и еще, и еще…

Двенадцать ракет, одна за другой, отправились в полет.

* * *

…Командиру линейного корабля «Вэлиент» кэптену[27] Моргану не спалось, и он встал гораздо раньше положенного времени. Выйдя на палубу, он вдохнул свежего воздуха и оглядел гавань Бургаса.

Флот соблюдал светомаскировку, поэтому гигантские, суровые формы кораблей скрывала ночная тень. Однако лунный месяц, даже спрятанный тучами, все же давал немного света, чтобы разобрать смутные силуэты.

Рядом с «Вэлиентом», борт о борт, стоял линкор «Уорспайт». С другой стороны, немного под углом, почивала «Малайя» – ее сдвоенная труба ясно угадывалась на фоне неба.