Роман строгого режима - Кирилл Казанцев

Оставался лишь один — засевший за крупом лошади. Животное трубно ржало, колотило по земле задними ногами. Стрелок приподнимался, выстреливал одиночными и снова падал за укрытие. Патронов у него, похоже, оставалось с гулькин нос. Алексей всмотрелся — и вдруг иезуитская гримаса улеглась на черную от усталости физиономию. Он перехватил автомат за цевье — и вдруг подался вперед, прыгнул на уступ, расположенный под обрывом! Пуля взрыла дерн за плечом.

— Лешенька, назад! — ахнула Татьяна.

— На хрена, Леха?! — взвился Коптелый.

На хрена, на хрена… А вот хочется ему! Он сиганул ниже, и снова пуля просвистела где-то рядом. Еще ниже, свалился в распадок, перекатился по камням, уходя от очереди, взбившей глиняную пыль — у стрелка, похоже, сдавали нервы. Лихорадочные щелчки — кончились патроны в магазине! Тогда он встал в полный рост и, держа автомат на вытянутой руке, двинулся вперед. А навстречу из-за мертвой лошади поднималось синее от страха существо — в принципе, импозантное, в «хипповом» джинсовом костюме, с мужественными чертами лица, которые напрочь перекосила поперечная гримаса. Мужчина пытался презрительно усмехнуться, но получалось не совсем искренне.

— Кого мы видим… — процедил Алексей. А вот ему презрительная гримаса вполне удалась. — Существо высшего порядка — собственной персоной. Что-то вы разнервничались, Леонид Константинович, с чего бы это? Ведь у вас все под контролем, нет?

Рудницкий попятился, споткнулся, мертвенная синь добралась до шеи.

— Слушай, Корчагин, давай договоримся…

— Вы испуганы, Леонид Константинович? — продолжал глумиться Алексей. — Да уж, это вам не деньги в офшоры вывозить. Как насчет приза по собственному желанию? Созрели?

— Не трогай меня! — взвизгнул Рудницкий, прижимаясь к стене.

— Непривычно, согласен, — издевался Алексей, переступая через мертвую лошадь. — Обычно вас любят. Попробовали бы только не любить. Вы куда, Леонид Константинович? Уже смываетесь? — Он сухо засмеялся, наблюдая, как подгибаются ноги у всесильного хозяина района и тот невольно опускается на корточки.

— Послушай, Корчагин, ну есть же цивилизованные способы… — Его губы, сведенные судорогой, уже почти не слушались.

— А вот вам, кстати, один из них, — Алексей отбросил автомат и стиснул кулаки. — Готовы, Леонид Константинович — до последнего, так сказать, вздоха?

— Сука! — взвизгнул Рудницкий и вдруг резко выхватил небольшую финку из ножен на лодыжке! Бросился, сжав рукоятку нижним хватом, замахнулся, чтобы распороть Алексею брюхо. Детская задачка — отпрянуть с разворотом на девяносто, хват под мышкой, и предплечье ломается, как сухая ветка. И безостановочная, долгая, как бразильский сериал, череда оплеух по физиономии! Он бил методично, не чувствуя ярости — кончилась его ярость, он просто превращал ненавистного врага в фарш. Сломал челюсть, свернул нос, превратил оба глаза в кровоточащие синяки, разбил в труху губы… Рудницкий давно потерял сознание, а Алексей продолжал упорствовать, лупил обеими руками, не собираясь останавливаться. У главы районной администрации больше не было лица, осталось что-то страшное, рваное, «полуфабрикатное»…

— Леша, не убивай его! — прокричала Татьяна. — Хватит!

А он уже вскинул кулак — не опускать же — и точным ударом порвал ухо. Ладно, пусть его… Он тяжело поднялся, брезгливо посмотрел на валяющееся под ногами мясо с кровью, довольно кивнул. Посадят или не посадят, вилами по воде, смерть — слишком легкое наказание, пусть живет и мучается без лица… Он побрел, спотыкаясь, на свою сторону распадка. На краю обрыва, свесив ножки, сидел Коптелый и жевал колбасу из эмульсии свиной шкурки. Выпить нечего, остается только жрать… Он опустился перед переломанной Лидой, извлек ее из камней, пристроил голову себе на колени. Она еще дышала, пыталась открыть глаза, подрагивали красивые ресницы. Но оставалось немного — все ее кости вдоль и поперек были переломаны, а внутренности отбиты. Она приоткрыла глаза, посмотрела на Корчагина без всякой ненависти — испуганно, не веря в то, что это конец. Прошептала:

— Помоги…

И умерла. Свесилась головка, тоненькая струйка потекла изо рта.

«Вот и хорошо, — подумал Алексей, — что умерла не где-то, а у тебя на коленях. Так будет правильнее».

Подошла Татьяна, села рядом. Молчали долго, трудно, но в целом без злобы. Потом она пристроилась поближе, положила голову ему на плечо. Алексей не возражал. Вдвоем не так тошно.

— И что теперь? — прошептал он.

— Нужно позвонить, — неохотно отозвалась Татьяна. — Здесь должна быть сотовая связь… Через полчаса прилетит вертолет, в нем будут какие-то люди, возможно, я их знаю. Ты, кстати, в курсе, что запорол мне всю операцию?

— Прости…

— Да ладно. Я же сама тебе помогала… Останешься?

— Нет, Татьяна, пойду… Что я, вертолетов никогда не видел?

– Отпадно смотритесь, – сообщил с верхотуры Коптелый, выплевывая «попку» от колбасы и вздымая вверх большой палец. – Серьезно, ребята. Ведьму с коленей убери, и будет полный класс. Эх, Леха, не на ту ты всю жизнь таращился, не на ту…

Замшелому бревенчатому зимовью в глубине алтайских руд было, наверное, лет двести. Приземистая избушка из просмоленного кругляка — она стояла на краю холма в окружении черного ельника и окнами смотрела на заросшую чертополохом дорогу. Проезжая часть напоминала полосу препятствий для тренировки бойцов спецназа. Машины по дороге проезжали крайне редко. Но сегодня, 8 августа, кому-то приспичило. Надрывисто рычал мотор, некое транспортное средство покоряло бездорожье. Обитатель зимовья, отпустивший окладистую бороду, одетый в жилетку и серую футболку, снял со стены охотничий обрез, проверил патроны в стволе и подошел к окну.

Что-то черное мелькало за охапками хвои. В зоне видимости возник внушительный внедорожник — он переползал канавы и бугры, перепахавшие дорогу. Напротив зимовья машина остановилась. Вышла стройная женщина в фасонистом плаще и берете. Машина тронулась, поехала дальше, женщина помахала водителю рукой. Потом глубоко вздохнула. Она, похоже, волновалась. Мужчина в доме тоже почувствовал волнение. Женщина двинулась к крыльцу, а он отложил обрез, глянул в огрызок зеркала над рукомойником, задумался мимоходом о странных зигзагах человеческой судьбы.

— Где моя пропавшая тень? — робко улыбнувшись, спросила женщина, подходя к крыльцу. — Тень, а, тень, ты здесь?

Он вышел из дома, глупо улыбаясь. Она прерывисто вздохнула и утонула в его объятиях. Зажмурилась от блаженства. И он в этот час неплохо себя чувствовал. Она его целовала — долго, с чувством, везде, вдыхала его запах, смотрела на него с любовью, наслаждаясь каждой черточкой его лица. Он привлек ее к себе, нежно поцеловал за ухом.

— Привет. Думал, не дождусь…

— Я тоже думала, что не доеду… Хорошо-то как, ну что еще бабе-дуре надо?

Они стояли, обнявшись, посреди глухой тайги. Жужжали комары, с подозрением принюхиваясь к запаху дорогих французских духов.