Походы викингов - Андерс Магнус Стриннгольм

Король Харальд имел виды на обладание Исландией; он хотел поставить там своего ярла, как и на Оркадских островах. Для этой цели он послал на остров с тайными поручениями Унни, сына того шведа, Гардара, который принадлежит к числу первых путешественников, открывших Исландию. Ему обещан был сан исландского ярла, если замысел удастся. Но цель посольства стала известна, и, когда он поселился в Исландии с одиннадцатью товарищами, никто не хотел ему продавать ни скота, ни съестных припасов. Он перешел в другое место, но и там было не лучше. Принятый наконец одним поселянином, он обольстил у него дочь, бежал, но был догнан отцом и убит со всеми товарищами. С тех пор Харальд и его преемники до Олафа Святою довольствовались податью, собираемой с каждого ирландца, торговавшего с Норвегией.[125]

Итак, учреждение правительства на острове судьба предоставила самим туземцам. В новой стране знатный поселенец устраивал храм богам своей родины, вблизи, на лучшем месте, он учреждал судилище (тинг); в этих священных местах он властвовал над своими людьми, как жрец и судья (годи); другие пришлецы селились под мирной сенью этих учреждений. С поселенцев собиралась подать для Хрима; все полицейские и правительственные меры, какие только были сносны в то время, исходили от храмового годи, жреца и судьи. Так, храм и судилище Кьялларнеса были главным местом юго-западной Исландии; однако ж каждый вождь присоединявшихся поселенцев мог беспрепятственно оставить храмового годи, если он ему не нравился, и перейти от него к другому.

Но впоследствии, когда береговое народонаселение сгустилось, поселения окружили весь остров, храмы и их тинги умножились, тогда не могло существовать такое множество независимых владений, одно возле другого. В восточной четверти острова, сначала больше всех населенной, жил поселенец Ульфльот, происходивший по матери от королевского рода. На 60-м году жизни пришла ему мысль дать общие законы острову. Потребность соединения многих поселений под одной верховной властью, видно, чувствовалась глубоко, и Ульфльоту вверена верховная власть; он направляется на три года в Норвегию для совещания о том со своим дядей, мудрым Торлейфом. Во время его отсутствия товарищ его по воспитанию, Грим, объехал весь остров для выбора удобного места, где бы на будущее время можно было держать общую земскую сходку и суд: это было дело нелегкое, по причине необитаемости острова внутри, куда еще и ныне никто не отваживается пускаться без компаса, по затруднительной, местами непроходимой дороге.

Выбор остался за местом на юго-западе, где климат был теплее, вблизи большого озера Тингвеллир: эта земля была отнята у одного поселенца за совершенное им убийство. Она стала первой собственностью рождающегося государства; лошади могли тут свободно пастись на траве; всякий приезжий на тинг имел право рубить в лесу дрова, сколько ему нужно. Заведывание храмом и судом принадлежало годи. Не слагая с себя судебной власти в своих округах, годи собирались на общую земскую сходку в Тингвеллире: это было верховное правительственное место острова по законам Ульфльота; в судебной власти этого собрания все годи хотели участвовать, подчинились общим законам, данным Ульфльотом, и сделали его главным правителем на три года, возложив на него обязанность быть блюстителем законов, «глашатаем их», как называли его в то время.

Всякий желающий мог и на будущее время строить храмы и быть годи своего храма, но государство признавало только три судебных округа в каждой четверти, исключая северную, к которой принадлежали четыре, и только трех храмовых годи в каждом округе считало законными властями. Остров разделен был на четверти, которые назывались по сторонам света, таюке по важным прибрежным местам, особенно большим морским заливам. Четверть подразделялась на три гарды, или три весенних судебных округа; гарда в полицейском отношении — на трети, каждая с особенным годи. Годи собирал храмовую подать в своей трети с каждого из ее членов; наблюдал в ней за безопасностью и порядком; но каждую весну с двумя другими годи своей гарды обязан был держать суд. Как для весенних судов собирались всегда три годи, так четвертные годи, начальники четвертей острова, все вместе держали четвертные суды, которых таюке было четыре. К этому числу прибавилось пятое общее собрание, куда поступали все дела, не решенные по причине разделения голосов в других судах.

Вo всем следовали древним обычаям и правам., все устраивалось по понятиям, принесенным из скандинавской родины. Три ежегодных жертвенных пира собирали вместе друзей и родных; к числу любимых общественных развлечений принадлежали игры, на которых присутствовали жители всей пограничной страны, как участники или зрители; на частных херад-тингах и общих альтингах встречались близкие и дальние знакомые; эти частые общие совещания и свидания поддерживали сношения между расселенными жителями острова и служили в Исландии, как и в Скандинавии, гражданской и общественной связью.

Так государственный и гражданский быт древнего севера переселился на этот остров, лежащий на дальнем севере. Отделенные широким морем от всякого деятельного участия в событиях мира, чуждые споров с соседними государствами, в безопасности от иноземных нападений, исландские поселенцы были совершенно предоставленны самим себе, своим воспоминаниям и внутренним домашним и общественным отношениям. Их остров составлял как бы замкнутый мир. Качество климата и почвы, поставлявшие неодолимые препятствия успехам земледелия, побуждали их заботиться о луговой траве; они извлекали из нее пользу; доставали себе пищу из обильного рыбой моря, также озер и рек на острове, причем птицеловство и собирание яиц бесчисленного множества морских птиц, посещавших берег Исландии на некоторое время года, составляли для них богатое средство пропитания. Сенокос заменял для них жатву; скотоводство, рыболовство и птицеловство служили для них главными способами содержания; подобные занятия с оседлым образом земледельческой жизни соединяли беспечность и покой пастушеский; оттого у исландцев много и досуга, во время которого они припоминали песни старинных скальдов о подвигах предков, а также об Асах и их поколении.

Передаваемые в старинном предании воспоминания старины сохранились; звуки древних песен баснословной Эдды не умерли; в песне и саге жили еще в великом множестве воспоминания о прежнем молодечестве боевой жизни. Поэма Тьодольва о числе Инглингов и Эйвинда Погубителя Скальдов о предках Хакона ярла[126] служат доказательством, как много существовало старинных песен; в это время, прежде чем певцу приходило в голову воспеть в последовательном порядке 30 членов одного поколения, уже многие до него пели об этих вымерших родах, и сказания о них еще продолжали жить в памяти народа. Едва ли подвержено сомнению, что старинные героические поэмы о Велунде, Вельсунгах, Гьюкунгах, Нифлунгах и другие, достигающие в своих воспоминаниях до времени переселения народов, жили в устах народа в Скандинавии за многие века до переселения. Песни составляли в то время живую книгу памяти; не знали другого средства для сохранения в памяти древних замечательных людей и событий, всякое мудрое изречение и предание, переходившее из рода в род, сохранялись в песне, которая хоть с изменчивой судьбой языка и подвергалась переменам во внешней форме, но оставалась одинаковой по содержанию.[127]