Обнаженные чувства - Розмари Роджерс

Его родители?.. Денег у них было достаточно для того, чтобы жить своей жизнью. Его веселая легкомысленная матушка родила сына лишь потому, что к этому обязывало положение в обществе. Она незамедлительно и не без тайной радости передала его на руки своих мрачных свекра и свекрови Ньюкомов (старик был единственным в семье, кто на самом деле хотел, чтобы родился ребенок), таким образом Фэй и ее милый Дикки были предоставлены сами себе и могли делать все, что им заблагорассудится. Иногда они наезжали с визитами — эти натянутые скоротечные встречи всегда заканчивались взаимным раздражением.

Для Фэй Ньюком ее сын был бледным, равнодушным и молчаливым маленьким негодяем, неспособным ни к подлинным чувствам, ни к истинной теплоте. А Ричарду, ее мужу, мальчик просто активно не нравился, так как умудрялся вызывать у него, привыкшего к бездумному, пустому существованию, целью которого было лишь поиск удовольствий для себя, обиду своей замкнутостью и молчаливым нежеланием терпеть его демонстративное сюсюканье. Да, думал о сыне Ричард, здорово набрался он у своего деда. Со мной у него не вышло. Произведя на свет наследника, Ричард и Фэй обрели, наконец, свободу, имея достаточно денег для веселого существования до конца своих дней. Никаких нотаций и выдач ограниченных сумм, все равно растранжириваемых раньше времени, никаких мучительных объяснений с отцом, который так и не мог до конца понять, не скрывая своего разочарования, почему же его сын стал таким никчемным субъектом с плебейскими замашками. И — самое главное — он больше не будет смотреть на портрет своей матери, хрупкой молодой женщины с золотистыми волосами (он висел в отцовском кабинете, где происходили душеспасительные беседы), который безмолвно постоянно напоминал ему, что это именно он, Ричард Карлсон Ньюком, стал причиной ее смерти, истерзав ее плоть своими родовыми четырьмя с половиной килограммами.

Считали, что мальчонка Брэнт, слава Богу, уродился в свою бабушку. Он должен был унаследовать все состояние семьи; было составлено завещание, где все это было оговорено. Брэнт Ньюком-старший, хотя и не чурался женского общества, так и не женился во второй раз. Говорили, что он боготворил свою красавицу жену, умершую молодой, и вот теперь его внук, который был так похож на нее, был его единственной радостью и смыслом его существования на этом свете.

У Фэй была единственная сестра, намного моложе ее, и если Фэй была весьма худощавой брюнеткой, то ее сестра была блондинкой и фигура ее отличалась соблазнительными округлостями. Силвию отправили учиться в интернат. Ее старшая легкомысленная сестра упоминала о ней, выставляя в качестве дурного примера, и действительно, та проучилась там ровно столько, пока терпели ее многочисленные побеги; в конце концов ее исключили. После того как ее выгнали из третьей школы подряд и после того как произошло ее бурное приключение с парнишкой, который вызвался подвезти ее на машине, Силвия стала на якорь у Фэй и в свои семнадцать лет вышла замуж за одного из друзей Ричарда. Через несколько лет она развелась с ним и вновь вышла замуж, на этот раз за французского кинопродюсера, который снял ее в нескольких своих фильмах. Силвия добилась определенного успеха, использовав свои внешние данные и тот минимум таланта, которым она обладала, однако вскоре она развелась и с этим своим мужем, чтобы связать свою судьбу с итальянским киноактером, имевшим, однако, привычку многократно жениться на возлюбленных, годящихся ему в дочки.

Силвия, красивая и чувственная блондинка, была очень привязана к своей сестре, и из-за того, что сама была лишена возможности иметь детей (неудачный ранний аборт был тому причиной), она много внимания уделяла своему племяннику и, похоже, любила больше, чем родная мать. Силвия приезжала к ребенку гораздо чаще, чем это с неохотой делали его родители, она обычно часто присылала ему веселые безделушки и красочные открытки со всего света. Дед Брэнта, конечно, не одобрял этот контакт с Силвией, однако он обладал достаточным житейским опытом, чтобы видеть: ее привязанность к мальчику была искренней; поэтому он и не вмешивался.

В мире, где обитал Брэнт, Силвия была единственным молодым и красивым созданием, единственным человеком, от которого он принимал знаки внимания и заботу. Когда он подрос и его отправили в частную школу, он не видел ее несколько лет. письма от нее были единственным светлым пятном в его суровой жизни, подчинявшейся строгим нравам того учебного заведения, где он учился.

Он упорно учился, именно так, как хотел дед, а она вновь начала сниматься в кино, и все время получалось так, что их каникулы были в разное время. Силвия очень много ездила по свету: каждый раз на ее очередном письме или открытке была наклеена все более экзотическая марка. Но она не переставала писать ему — своим милым крупным неровным почерком, подробно описывая дальние страны и разнообразных, удивительных людей, которых она встречала. Брэнт бережно хранил все ее письма.

Далеко опередив сверстников в силу своих природных данных и стараний нанятых дедом репетиторов, Брэнт поступил в колледж, как только ему исполнилось пятнадцать лет. Чтобы достойно окончить его и получить диплом, он занимался с той же сосредоточенностью и при отсутствии внутреннего удовлетворения, с какой он делал все то, что запланировал для него дед. Для него это было непременным делом, которое надо поскорее завершить. И тут, когда Брэнту исполнилось восемнадцать и он почти закончил колледж, умер дед.

Ричард и Фэй не прилетели на похороны: они совершали круиз на яхте какого-то греческого миллионера и не видели причин, достаточных для того, чтобы покинуть компанию таких очаровательных, замечательных людей ради присутствия на похоронах. Ну да, старик умер, но ведь все знают о содержании его завещания. Зачем же лицемерить? К чему притворяться? Однако Силвия, только услышав о смерти деда, тут же прилетела из Швейцарии, прервав свой отпуск.

Она с удивлением обнаружила, что Брэнт, ее маленький племянник, стал совсем мужчиной, внешне по крайней мере. Он оставался все таким же холодным, почти отталкивающим, однако теперь к этому добавилось некоторое высокомерие. У нее буквально захватило дух от его внешности, красоты и чистоты, достойных греческого бога. Все единодушно утверждали, что он унаследовал красоту своей покойной бабушки, но Силвия с радостным трепетом увидела, что в его внешности проглядывают и ее черты. У них обоих были одинаково красивые глаза в обрамлении длинных ресниц, одинаково классически обворожительные губы правильных очертаний. Они — как брат и сестра, подумалось ей, и внутренне она была уверена, что не позволит ему отгородиться от себя той стеной холодности, которой он окружил себя.

— Брэнт… о, Брэит, как же я рада снова видеть тебя! Двинувшись мимо его руки, протянутой в нормальном приветствии, она ласково поцеловала его в губы; ее знакомый с детства родной запах вновь окутал его, он снова ощутил себя ребенком. Он нежно прижался к ней, трепеща от странного и непривычного ему ощущения прикосновения к ласковому воздушному телу, от необычности такой близости живой души.

— Сил! Я очень рад тебя видеть, — вымолвил он. А потом неуверенным голосом: — Ты побудешь здесь?

Она была единственным человеком, кого он попросил остаться с ним после похорон в огромном доме со всеми этими комнатами для гостей и вышколенными слугами. Все остальные вернулись в город, неодобрительно покачивая головами и перешептываясь о дурных манерах и о бессердечности юного Ньюкома. Однако ни Брэнт, ни Силвия не обращали ни малейшего внимания на их мнение.