Чёрная Карета - Эндрю Питерсон

Я забираю этих двоих. Она будет здесь на рассвете.

Мужчина упал на колени и устремил взгляд к небу. Его глаза сияли на перепачканном лице, как драгоценные камни в грязи.

– Мобрик, забирай детей, – велел Надзиратель.

Горностранник взял тетрадку и дёрнул за верёвку с такой силой, что Джаннер чуть не упал. Он смотрел на Гуру Барнсуоллер, рыдающую в канаве.

Мобрик забрался в экипаж и снова потянул за верёвку. Джаннер уже повидал Чёрную Карету, и садиться в экипаж Надзирателя было не так уж страшно. Он залез внутрь, сел на скамейку рядом с горностранником и возблагодарил Создателя за то, что, возможно, Тинк всё-таки добрался до норы.

Второй мальчик не желал сдаваться. Он рыдал, бился и лягался, пока Надзиратель не велел хорошенько стукнуть его по голове. Бедного паренька бросили в карету у ног Джаннера, как тряпичную куклу. Сквозь узкое окно Джаннер видел всё ещё рыдающую Гуру. И оборванцев, которые постепенно расходились по своим логовам. И мужчину по имени Микель Болпин, по-прежнему стоящего на коленях с выражением небесного блаженства на лице.

– Господин Надзиратель, – робко проговорил Болпин.

– Что? – холодно отозвался тот.

– Сколько ей сейчас лет?

Надзиратель крикнул:

– Мобрик! Книгу!

Мобрик вновь выскочил из кареты и протянул Надзирателю книгу. Зашелестели страницы.

– Розе Болпин было двенадцать лет, когда её привезли на фабрику. Это произошло на следующий год после войны. То есть… восемь лет назад. Сейчас ей двадцать. Двадцать лет.

Двадцать?! За восемь лет Роза Болпин не сумела сбежать от Надзирателя, кем бы он ни был?! Джаннеру вдруг стало страшно. Предположим, Подо прав. Предположим, выход всегда есть, как в «кораблях и акулах». Но вдруг этот выход подвернётся только через восемь лет? Что, если Джаннер сможет сбежать с «фабрики» не раньше чем ему стукнет двадцать?!

– Спасибо, господин. Спасибо, – забормотал мужчина.

Мобрик снова влез в карету и закрыл за собой дверь. Щёлкнули вожжи, и унылая бурая лошадь потянула экипаж по улице. Микель Болпин сидел на мостовой, глядя в небо, и с каждым мгновением всё меньше походил на нищего и всё больше – на счастливого отца.

Горностранник уселся в темноте, в дальнем углу кареты. Он не обращал на Джаннера внимания. Учитывая прошлый опыт, Джаннер не так уж и хотел разговаривать с этим скользким маленьким созданием. Попробовав выпутаться из верёвок и обнаружив, что узлы завязаны надёжно, мальчик прислонился к стене и стал смотреть в окошко на проплывающие мимо дагтаунские улицы. Поскольку путь пошёл под уклон, к реке, он понял, что близится проезд Кремпо.

Когда экипаж повернул направо и лошадь с усилием зашагала вверх, углубляясь в недра Дагтауна, Джаннер заметил на углу указатель. И от этого зрелища щёки у него вспыхнули, а в груди заклокотала ярость.

Указатель гласил «Пахотный тупик». Не «Пахотный переулок».

Спустя несколько мгновений показался следующий указатель, и он-то как раз гласил «Пахотный переулок». И по сравнению с предыдущим этот переулок был безопасным и приятным, как сельская тропка, ведущая к старому дому Игиби. Он тянулся на восток, как и сказал Рончи Мак-Хиггинс; вдалеке мелькнула Набережная улица.

Джаннер повернул не туда. Вот и всё.

Вот почему он не нашёл Тинка. Тинку хватило ума внимательно читать указатели. «Дурак», – обозвал себя Джаннер.

– Куда вы меня везёте? – спросил он у горностранника.

Тот взглянул на него с удивлением и ответил:

– На фабрику вилок.

37

В пасти чудовища

Дагтаун был гораздо больше, чем думал Джаннер. Стук подков и скрип экипажа слились в неумолчный шум, время от времени прерываемый только щелчком бича. Прижавшись лбом к зарешечённому окошку, Джаннер тоскливо глядел на освещённые факелами улицы.

То, как спешили дагтаунцы, навело мальчика на мысль, что близится комендантский час. Но Надзирателя, казалось, это не волновало, хотя вокруг кучками бродили Клыки. Впрочем, на повозку ящеры не обращали никакого внимания. Лошадь плелась всё тем же медленным шагом, даже когда зазвонил колокол, возвестив о комендантском часе. И сразу же людный город затих. Мимо кареты то и дело проходили Клыки, коротко приветствуя Надзирателя, а тот в ответ произносил «Здравствуйте, господин».

Наконец экипаж со скрипом остановился. Унылая бурая лошадь фыркнула. Джаннер, моргая, пришёл в себя и попытался что-нибудь разглядеть в боковое окошко. Горностранник между тем подошёл к бесчувственному мальчику на полу, открыл дверь и спрыгнул на землю. Джаннер хотел последовать за ним, однако Мобрик захлопнул дверь у него перед носом.

– А ты сиди тут, – велел он.

Он подошёл к ржавой опускной решётке в высокой кирпичной стене, и решётка с громким скрежетом поднялась. Её вертикальные прутья оканчивались остриями; кирпичное здание казалось чудовищем, открывшим пасть, чтобы проглотить лошадь вместе с каретой. Ржавые железные буквы над воротами складывались в огромную надпись «Фабрика! Вилок!».

Эти неуместные восклицательные знаки встревожили Джаннера не меньше, чем мрачный облик здания. Снова щёлкнул кнут возницы, и карета, качаясь, въехала в пасть кирпичного чудовища. В тени за воротами стояли двое детей – оборванных, с тупо-равнодушными лицами. Взглянув на Джаннера, они отвернулись и, взявшись за толстую цепь, опустили решётку под бдительным оком Мобрика.

Карета ехала по узкому проходу, пока не оказалась в просторном помещении.

Мобрик распахнул дверь экипажа и дёрнул за верёвку с такой силой, что Джаннер полетел на пол. Над головой у него на потолке пересекались стропила и доски. Сверху в тусклом свете фонарей свисали цепи и верёвки. Не считая кареты, огромное помещение было пусто.

Надзиратель встал над Джаннером, злобно усмехнулся и ущипнул мальчика двумя пальцами за щёку.

– Добро пожаловать, паренёк! – сказал он. – У тебя здоровый вид. Мобрик, развяжи его. Я хочу посмотреть на его руки. Пожалуй, мы заменим им на обрезке ту медлительную девчонку, Нубис.

Мобрик развязал Джаннера.

– Да. Отличные плечи, отличные руки. Дай-ка я поздороваюсь с тобой как положено, парень. – Надзиратель опустился на одно колено, снял шляпу и провёл пальцами по сальным волосам. – Я Надзиратель. А ты – инструмент на моей фабрике, вроде молотка или граблей. Разница в том, что, в отличие от молотка, тебя, маленького обжору, надо кормить, чтоб ты не помер. Ну как, приятная была поездка?

– Да, сэр, – ответил Джаннер.

Мобрик хихикнул.

– Что ты сказал? – спросил Надзиратель.

– Я сказал «Да, сэр».

И тогда Надзиратель ударил его в живот. У Джаннера из глаз посыпались искры, по щекам потекли слёзы…

– Объясни ему, – велел Надзиратель Мобрику, поднявшись и осторожно надевая цилиндр.

Горностранник нагнулся над Джаннером и улыбнулся:

– Инструменты не разговаривают. Они делают вот так, – Мобрик покивал. – Или вот так, – он помотал своей крошечной головкой