Куколка - Джон Фаулз

О: Прошу прощенья, ваша милость.

В: Другого ее имени не знаете?

О: Нет, сэр, откуда?

В: А как зовут ту, что служит у Клейборн?

О: Не ведаю, сэр, и напарник мой, что указал на нее, тоже не знал. Сказал лишь, что она лакомый кусок и кличут ее Стыдливицей. Похоже, господин, кого мы принесли в портшезе, направлялся к ней. Маркиз И., сэр.

В: В ту пору вы служили носильщиком?

О: Да, сэр. Бывало, что ничем иным на жизнь не заработаешь.

В: Туда частенько доставляли пассажиров?

О: Случалось, сэр. Куда закажут.

В: Но так и не узнали имен шлюх?

О: Нет, сэр. Прознал только, что там самые отборные девки и к ним наведывается половина всех богатеньких старых пердунов… виноват, сэр, всей лондонской знати.

В: Вы уверены, что ваша попутчица и та шлюха не одно и то же лицо?

О: Как пить дать, сэр.

В: Не спрашивали сию Луизу, откуда она родом и прочее?

О: Не единожды, сэр, пока добирались до Эймсбери. Мол, давно ль в горничных, у кого служила. Но она была скупа на слова, что твой сквалыга. Совсем не из болтушек.

В: А что сказывала про ту ночную отлучку в Эймсбери?

О: Напрочь все отрицала, сэр, потом озлилась, аж всю ее перекосило, вот тогда-то я и понял, что она врет.

В: Скажите-ка, прежде чем узнать, что Дик гостит в ее постели, вы замечали меж ними приязнь?

О: Да любому было видно, сэр, что парень втюрился — глаз с нее не сводил. Служил хозяину, а угождал ей.

В: Как так?

О: Ну, еду ей относил, поклажу ее таскал и прочее. Все как в присказке: куры да амуры, да глазки на салазках.

В: Но девица столь открыто не выказывала свои чувства?

О: Она хитрее, сэр. Обращалась с ним как с собачонкой. Но после Эймсбери, когда все вышло наружу, почти и не таилась. Едут вдвоем, так она прильнет к нему, точно дитятко або женушка.

В: Вопреки жеманству?

О: Как говорится, все бабы одним миром мазаны, сэр.

В: Где она сидела — перед ним иль позади?

О: Поначалу унасестилась, как положено, сзади, точно попугай на жердочке. А на третий день перебралась вперед — дескать, на холке ей мягче. Сказала б прямо — поближе к тому, что у парня промеж ног, да простит меня ваша милость.

В: Вы б справились, может, они женаты.

О: Не стал, сэр. Мистер Лейси шепнул мне, чтоб больше ничего не вынюхивал, а то еще не дай бог решат, что я, по его указке, шпионю за мистером Бартоломью. Я прикусил язык и сказал себе: видать, бабонька опасается насмешек над своим выбором и ради моего же блага меня сторожится.

В: Поясните?

О: Что ни говори, сэр, девица она смазливая. На красивый цветок летит и мотылек. Думаю, она все прочла в моем взгляде.

В: Хотели приволокнуться?

О: Можно б, сэр, ежели б она допустила. Вмиг смекнул бы, что она такое и верна ль моя догадка насчет стада мамаши Клейборн.

В: Что-нибудь еще об ней скажете?

О: Ничего, сэр.

В: Значит, с последнего дня апреля вы не слыхали об ней, Дике и его хозяине?

О: Нет, сэр.

В: И в газетах не встречали заметок?

О: Ей-богу, нет, сэр.

В: Стало быть, все говорило об том, что план мистера Бартоломью увенчался успехом, никакого злодеянья не совершено и вы ни в чем не замешаны?

О: До сего дня так и думал, сэр. Чего ж волноваться, коль я безвинен, да еще вижу, как ваша милость справедливы и добры? Опасаться мне нечего, роль моя пустяшная — вроде, знаете ль, сторожевого пса.

В: Почему вы остались в Уэльсе, а не вернулись в Лондон за деньгами, что сберегал для вас мистер Лейси?

О: Тому уж три месяца, как я отправил ему письмецо, где все разъяснил.

В: Про то он ничего не знает.

О: Тогда, сэр, обременю вас рассказом. Прибыв на родину, я получил известье, от коего, ваша милость, расплакался, словно дитя, ибо старушки моей больше не было на свете — уж три года, как сошла она в могилу, а давеча за ней последовала и любезная моя сестрица. Остался один лишь братец — голь перекатная, истинный валлиец, что бедами упился, слезами похмелился. Ну вот, сэр, месяц я с ним проваландался, помог чем можно. Потом говорю себе: пора, грю, возвертаться в Лондон. Уж больно затрушенное местечко наш Суонси, сэр. К тому ж деньги и Джонс долго не соседствуют, словно стрелки городских часов. Все, что привез, кануло, точно в прорву. Так что в Лондон я отправился пешедралом, ибо на иное средств не имелось. В Кардиффе встретил дружка, кто меня приютил; один его знакомец, узнав, что я обучен письму и счету, да еще повидал свет, сказал-де, в конторе их есть вакансия — то у мистера Уильямса, где меня нашел ваш человек. Тремя днями ранее старый приказчик, коего хватил кондратий, отдал богу душу, так что мистер Уильямс крепко зашился с делами…

В: Ладно, переходите к письму.

О: Я отписал, мол, в новой должностишке катаюсь как сыр в масле, усердьем хозяину глянулся, так что возвращаться в Лондон нет резону. Дескать, в своем проступке шибко раскаиваюсь, надеюсь получить прощенье и был бы признателен, ежели б изыскался способ переслать мне причитавшееся.

В: Как отправили письмо?

О: С человеком, у кого в Глостере имелось дельце; он обещался присмотреть, чтоб письмецо поехало к месту, за труды я дал ему шиллинг. По возвращении он уверил меня, что все исполнено. Но зря я хлопотал и потратился, сэр, ибо ответа не получил.

В: Отчего ж вновь не написали?

О: Решил, без толку, сэр. Видать, мистер Лейси осерчал и платит мне тою же монетой, на что он в своем праве.

В: Что, слишком пустяшная сумма, чтоб об ней беспокоиться?

О: Да, сэр.

В: Сколько ж, по вашим подсчетам?

О: Часть я уж получил до того, как мы расстались.

В: Сколько?

О: Пару-тройку гиней, сэр.

В: Точнее?

О: Гинея задатку, остальное потом.

В: Сколько потом?

О: В Тонтоне я обратился к мистеру Лейси, и он выдал мне две-три гинеи.

В: Он говорит — одну.

О: Я запамятовал, сэр. Кажись, больше.