Дамы из Грейс-Адье и другие истории - Сюзанна Кларк

— Возьми еще, — предложил он бедняку. — Может, хлеба в придачу?

— Какой святой отвечает за сыр? — не унимался углежог.

— Святая Бригитта,[40]— ответил монах после минутного раздумья.

— И где же мне найти ее милость?

— В Бекермете есть посвященный ей храм. — Елемозинарий указал на дорогу, которой было удобнее всего туда добраться.

Итак, углежог пришел в Бекермет, а найдя церковь, принялся бряцать алтарной утварью и голосить, пока святая Бригитта не выглянула с небес и не спросила с тревогой, чем может служить.

Углежог долго и подробно описывал вред, нанесенный его молчаливым врагом.

Святая Бригитта сказала, что ей очень жаль это слышать.

— Мне кажется, тебе лучше обратиться к кому-то другому. Я покровительствую молочницам и сыроварам, помогаю маслу взбиваться, и сырам зреть. Если их съедают не те, кому положено, тут уж я ничего не могу поделать. Ворами и украденной собственностью заведует святой Николай.[41]А еще есть святой Александр из Команды,[42]который любит углежогов. Может быть, — с надеждой произнесла она, — ты помолишься им?

Углежог не пожелал обращаться к упомянутым особам.

— Грязные, оборванные бедняки вроде меня — ваша особая забота! — нажимал он — Сотвори чудо!

— А что, если человек этот вовсе не желал оскорбить тебя молчанием? — заметила святая Бригитта. — Не думал ли ты, что он может быть нем?

— Вот и нет! Он говорил со своими собаками, и те виляли хвостом, слыша хозяйский голос. Святая, принимайся за дело! Обрушь Бленкатру ему на голову!

Святая Бригитта вздохнула.

— Нет, этого мы не допустим. Но раз он похитил твой ужин, его следует проучить. Небольшой урок ему не повредит. Совсем маленький.

Джон Аскгласс и его свита собирались опять поохотиться, как вдруг на конюшенный двор забрела корова. Она подошла прямо туда, где стоял король со своим скакуном, и завела долгую проповедь на латыни — проповедь о грехе воровства. Когда она замолчала, конь повернул голову и важно заметил, что совершенно согласен с коровой, и что ее слова требуют самого пристального внимания. Повисла долгая пауза. Слуги и придворные, онемев, не сводили глаз с короля. Ничего подобного здесь никогда не видели.

— Да это магия! — воскликнул Уильям Ланчестер. — Но кто посмел?…

— Я сам ее сотворил, — поспешно ответил Джон Аскгласс.

— Вот как? — удивился Уильям. — Но зачем?

— Чтобы полнее осознать собственные грехи и заблуждения, — ответил король после минутного замешательства, — как приличествует христианину.

— Да, но вы же ничего не крали! Зачем тогда…

— Боже правый, Уильям! — вскричал Джон Аскгласс. — Не слишком ли много вопросов? Решено: на охоту я нынче не еду!

Он уединился в розарии, чтобы не слышать нотаций коня и коровы, но легче от этого не стало — все розы вдруг повернули к нему красные и белые головки и принялись распространяться о долге богатого перед бедным, а цветы позловреднее верещали: «Вор! Вор!» Джон Аскгласс заткнул уши, закрыл глаза — тут же примчались его собаки, начали тыкаться носом в лицо и рассказывать, что очень-очень огорчены его поведением. Под конец король укрылся в тесной каморке под самой крышей, но камни замковых стен тут же пустились в долгий диспут о воровстве, сдабривая его цитатами из Библии.

Джону Аскглассу не пришлось долго гадать, кто все это подстроил, — и корова, и конь и цветы в саду особо упирали на хищение жареного сыра. Он решил разузнать побольше о странном колдуне и его намерениях. Для этого Джон Аскгласс призвал самых сведущих в магии существ — воронов. Через час полчище его крылатых слуг поднялось в небо и полетело, затмевая небо точно огромная каменная глыба.

Вскоре на поляне углежога стало черным-черно от тысяч мельтешащих крыльев. С деревьев сорвало все листья, углежога сбило с ног и прижало к земле. Вороны заглянули ему в душу, изучили все его воспоминания и сны на предмет магии. Для пущей предосторожности они заглянули в душу Угольку. Так вороны узнали все, что снилось человеку и поросенку еще в материнской утробе, узнали их мысли и чаяния на всю жизнь вперед, вплоть до встречи с Всевышним. И нигде — ни крупицы магии. Когда вороны сгинули, на поляну, нахмурившись и сложив руки, вышел сам Джон Аскгласс. Неудача крылатых посланцев его крайне разочаровала.

Углежог медленно встал и ошарашенно огляделся. Сгори лес в пожаре — ему досталось бы меньше. Вместо деревьев кругом торчали одни голые стволы, а вся земля покрылась слоем обломанных веток и черных, как сажа, перьев.

— Почто ты меня преследуешь? — вскричал углежог с каким-то исступленным негодованием.

Джон Аскгласс по-прежнему не говорил ни слова.

— Я обрушу Бленкатру тебе на голову! Клянусь! Ты знаешь, на что я способен! — Углежог ткнул в его сторону измазанным пальцем. — Ты… это… знаешь!

На следующий день он спозаранку стоял у монастырских ворот. Отыскал Елемозинария — тот как раз собирался к заутрене.

— Мой враг пришел снова, — сказал углежог, — и разорил весь мой лес. Сгубил его на корню!

— Вот негодяй! — сочувственно покивал монах.

Углежог решил действовать напрямик.

— Какой святой отвечает за воронов?

— Воронов? Что-то не припомню. — Монах на мгновение задумался. — Хотя у святого Освальда[43]жил ручной ворон, к которому тот был чрезвычайно привязан.